Участники Иван Михайлов, Сергей Павловский
Маршрут:
Москва - Вязьма - Дорогобуж - Ельня - Рославль - Юхнов - Малоярославец - Москва
Время поездки 2-3-4 ноября 2008 года
2 ноября
Стартовали ровно в полночь от нулевого километра - от стен Кремля. Так совпало. По Минке ехали не торопясь, фотографируя в ночи памятник "строителям гжатского тракта" и "исток Москва-реки", оформленный часовней на средства Мосводоканала.
В первый раз в серьезном путешествии использовали навигатор, оказалась - очень полезная штука! Оценил когда в незнакомой Вязьме в 4 утра он привез нас прямо к нужной гостинице. То есть, конечно, это менее увлекательно, к тому же сокращается количество контактов с местным населением, но в 4 утра это было нормально. Гостиница "Покровская" - бывший сарай с фанерными перегородками. Номер без окна (вместо окна зеркало), чтобы покурить приходится бегать на улицу, тайком от женщины-администратора открывая входную дверь.
Поздний (в следствии отсутствия окна) подъем. И выход в город на поиски гостиницы "Вязьма". Беглый осмотр города при свете дня. Нахимов - родом из Вязьмы, а Карл Маркс просто так стоит. Для красоты. (Надпись на нем хороша знакома со школьных уроков по математической логике, как один из примеров тавтологии)
Тихий, патриархальный город. Стенды с такими газетами на остановках.
Переезжаем в "Вязьму" - нормальные толстые стены, вечером можно смотреть кино, ради которого мы возим с собой компьютер с колонками. Вобщем, надо жить в гостинице с названием города.
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА - ВЯЗЬМА
Город Вязьма известен давно. Там был и свой князь - вассал смоленского князя. После того, как поляков прогнали из Москвы в 1612, Вязьма стала русским городом, а Смоленск оставался польским. Граница проходила между ними, и деревня Зарубежье существует до сих пор. При Алексее Михайловиче Вязьма - крепость, ну а после купеческий город с большим количеством каменных церквей. Город стоит на Старой Смоленской дороге и через него дважды ходил Наполеон - туда и обратно. Оба раза разоряя его.
В октябре 1941-го здесь произошла одна из главных катастроф Великой Отечественной Войны - "Вяземский котел". (подробнее тут). В окружение попали пять наших армий, около 500 тысяч человек, половина из которых - московское ополчение. Рабочие, студенты, учителя, врачи летом 1941 ушедшие добровольцами на фронт. Плохо обученные и плохо вооруженные. После "Вяземского котла" дорога немцам на Москву была открыта, столица в панике эвакуировалась, а командующим Западным фронтом был назначен спешно отозванный из Ленинграда Жуков. В ноябре-декабре 1941 защищали Москву уже не ополченцы, а сибирские кадровые дивизии.
В ходе зимнего контрнаступления Красной армии, когда все Подмосковье и часть прилегающих областей были освобождены, Вязьма осталась за немцами. Более того, конный корпус Белова и 33-я армия Ефремова, которые должны были Вязьму освободить, слишком глубоко врезались во вражескую оборону и сами попали в окружение, пробиться из которого не смогли. Командарм Ефремов застрелился. В Москве в Хамовниках есть улица его имени, а в Вязьме - памятник на главной площади города. Это сложная и неоднозначная история, но факт остается фактом - это первый послевоенный памятник военачальнику. 1946 год. Скульптор - Вучетич. (Автор "Родины-Матери" в Волгограде). Сам ветеран 33-ей армии.
Таким образом, Вязьма была самым близким к Москве (всего 200 км.) городом, оккупированным целых полтора года. Уже был освобожден Ржев, а "Вяземский выступ" с плотно сосредоточенной на нем группой армий "Центр" продолжал нависать над Москвой огромным страшным кулаком. Мнимая или реальная, но именно угроза повторной попытки немцев взять Москву с вяземского плацдарма закрыла глаза и Сталину, и Жукову, и Василевскому на стратегические планы Гитлера летом 1942 - Дон, Волга, Кавказ.
Освободили Вязьму, как и Ржев, ценой страшных, кровопролитных и бесславных операций только в марте 1943 года. Об этом не писали, не говорили, не снимали фильмов, хотя солдат здесь полегло не меньше, чем под Сталинградом.
Вот так "повезло" городу Вязьме трижды за Войну стать ареной тяжелых драматических событий. Так что, кто кто, а поисковые отряды вяземского района без работы не останутся долго - ежегодно находят сотни непохороненных солдатских останков по окрестным лесам и болотам.
Городской музей города Вязьмы располагается в церкви Рождества Богородицы, а поисковый отряд "Долг" - в детском саду на улице Пушкина. Общались с Ниной Германовной - главой поискового движения чуть ли не всей Смоленской области. Там нечто вроде маленького музея "для своих" - имена, фотографии, вырезки статей, разное железо (в том числе почти целая "сорокопятка"!), но сразу два главных отличия от обычного музея - книжные шкафы с открытыми полками и палатки со спальниками на полу, которые не успели сложить. Сразу ощущаются живые люди, которые за этим стоят, которым зачем-то надо читать эти книги, копаться в глинистах ямах по пояс в воде в поисках полуистлевших костей незнакомых им людей, искать медальоны, читать имена, устраивать перезахоронения, приглашать на них родственников тех, кого удалось опознать.
Нас приняли, уделили время, рассказали, куда можно съездить, подарили книжки и фильм, снабдили контактами аналогичных центров в других городах. И вся дальнейшая поездка прошла под этим ощущением и по этим координатам.
Из самого впечатляющего в этом самодеятельном музее - найденный поисковиками железный сейф 8-ой Краснопресненской дивизии народного ополчения. Писатели, актеры, профессора и студенты МГУ. Добровольцы. "В аудитории по рядам пускали листочек, и не поставить туда свою фамилию было стыдно", "в первом же бою из восьми тысяч погибло шесть"
"Нам марш "Славянки" не играли,
И громких не было речей,
По Пресне молча мы шагали
Под слезы жен и матерей
Неслось нам вслед "Вас ждем с победой!"
А до нее сто тысяч верст,
Но мы тот путь с великой верой
Могли пройти до самых звезд."
Улица Репина, Кронштадтская. Во двор между обычными жилыми домами. На этом месте был вяземский лагерь военнопленных. Двести трупов ежедневно вывозили. Сорок пять рвов по сто метров в длину зафиксировали для Нюрнбергского процесса после освобождения. Потом поверх построили электростанцию и мясокомбинат.
В оформление монумента - колокол, как в Хатыни.
Посетили музей в церкви. Познавательный музей. В Вязьме родились Нахимов, Каховский, актер Папанов, актриса Касаткина, бывал в имении Грибоедов (тут единственный в России его музей), а в местной земской больнице в 1917-18 служил Булгаков и Вязьму описал в рассказе "Морфий".
ВЯЗЬМА НАЧАЛА ВЕКА
Прокатились по городу с экскурсоводом Татьяной Тихоновной. Очень бойкой и деловой теткой. "А вас цена устроит?! - 800 рублей!", "Замучили сегодня туристы.." и пр.
Темнело и накрапывал дождик, ей очень лень было вылезать из нашей натопленной машинки, но приходилось.
Послушали вполуха про жену вяземского князя, которой отрубили руки-ноги, и прочую подобную ерунду. Но из десяти вяземских каменных церквей выучили (как назавтра проэкзаменовали) девять. Немало.
Больше всего нас интересовал Троицкий кафедральный собор и особенно его колокольня.
Отсюда 6 октября 1941 будущий маршал Рокоссовский смотрел на входящие в город немецкий танки. Этот момент воспроизведен в фильме Озерова. Вот цитата из воспоминаний Рокоссовского -
Разведчики все еще не обнаружили каких-либо войск в районе Вязьмы. Где они находятся, эти обещанные в приказе И. С. Конева дивизии? С этой мыслью я ехал к месту расположения нового нашего КП.
Начальник гарнизона генерал И. С. Никитин доложил:
— В Вязьме никаких войск нет, и в окрестностях тоже. Имею только милицию.
— Где местная советская и партийная власть?
— В соборе. Там все областное руководство.
Собор стоял на высоком холме, поднимаясь над Вязьмой подобно древней крепости. В его подвале мы действительно нашли секретаря Смоленского обкома партии Д. М. Попова, вокруг него собрались товарищи из Смоленского и Вяземского городских комитетов партии. Здесь же был начальник политуправления Западного фронта Д. А. Лестев. Он обрадованно помахал рукой:
— Все в порядке, товарищи. Знакомьтесь с командующим...
К сожалению, пришлось их огорчить. Командующий-то есть, да командовать ему нечем. Лестев был крайне удивлен.
— Как же так? — заявил он. — Я недавно из штаба фронта, он перебирается на новое место, и меня заверили, что тут у вас не менее пяти дивизий, которые ждут прибытия штаба шестнадцатой армии...
Происходил этот разговор во второй половине дня 6 октября.
Не успел я спросить Никитина насчет разведки и наблюдения за подступами к городу, как в подвал вбежал председатель Смоленского горсовета А. П. Вахтеров:
— Немецкие танки в городе!
— Кто сообщил?
— Я видел их с колокольни!
Мы с Лестевым и Поповым быстро взобрались на колокольню. Действительно, увидели эти танки. Они стреляли из пулеметов по машинам, выскакивавшим из города.
Немецкие танки вступали в Вязьму. Нужно было немедленно выбираться. Вязьму в данное время некому было защищать. Самым емким оказался мой ЗИС-101, «газики» Лобачева и Попова поменьше. Забрав всех товарищей, мы покинули город. Вырваться удалось благополучно. В одном месте чуть не столкнулись с танком, но успели нырнуть в переулок и врагу не удалось обстрелять нас прицельным огнем.
Самая красивая церковь Вязьмы, ее "визитная карточка" - Церковь Одигитрии Смоленской (икона Божьей Матери) была в лесах, так что мы видели ее только на открытках.
Наша поездка, как и всякая поездка по новым местам, была наполнена интересными встречами и удачными совпадениями. Вот одно из них. Туалета в музее не было (т.к. музей в церкви), туалет был на улице, на берегу реки Вязьма, под самым мостом.
А перед мостом на какой-то грязной стене плакат "Старая Смоленская Дорога". Москва-Можайск-Гжатск-Вязьма-Дорогобуж-Смоленск.
Какое знакомое с детства, какое манящее название! Рядом верстовой столб, как при въезде в Одинцово. Этот мост - часть дороги, и по нему тоже проходили 600 тысяч Наполеона.
Первый участок этой дороги мы хорошо знаем - это Можайское шоссе, дальше она куда-то теряется, но может не совсем? Может, ТАКИЕ дороги не зарастают? Каждый, кто ездил по Можайке и по Минке, понимает - чем отличается дорога XX века от дороги XVI века, даже если на обеих асфальт. Поэтому мы решили завтра ехать дальше не по Минке до Сафоново, а потом почти обратно на Дорогобуж, а с помощью навигатора найти остатки ТОЙ дороги и ехать на Дорогобуж напрямик.
Вечером обошли с навигатором, опять же, три городских ресторана. Остановились в "Луидоре" - шикарном месте с красным ковром на полу и с шумной компанией из Солнцево за соседним столиком. Это все равно было тише, чем местные юбилеи в других ресторанах.
Культурно поели первый раз после Москвы. Поспорили о генерале Ефремове. Сделали кружок по городу опять мимо Карла Маркса, сосчитав все церкви Вязьмы.
В гостинице читали дневники Симонова про эти места. Когда он в июле-августе 1941-го ездил по "Дорогам Смоленщины", здесь был штаб Западного фронта и глубокий тыл. Бои шли в районе Ельни и Дорогобужа, куда нам завтра.
Поняли, что дорогу выбрали правильно - выходит, он как раз по Старой Смоленской и ездил на своем "фордике". Вот например - Симонов о встрече с Руссияновым под Ельней.
Читали, конечно, не в первый раз, но нам нужно было найти в тексте хотя бы какие-нибудь топонимы, какие-то приметы тех мест, где мы завтра будет проезжать, чтобы максимально насытить и осмыслить наш путь. (Вот сегодня, например, мы всех спрашивали а где тот "старый дом в Вязьме" из стихотворения Симонова? Никто не знает. "Нет его давно" и весь ответ). В тексте почти не было топонимов. Кроме одного упоминания деревни Ушаково -
В дневнике сказано, что я запамятовал фамилию того комбрига, к которому послал нас Ракутин. Я теперь восстановил по документам эту показавшуюся мне тогда странной фамилию. Комбрига звали Николай Иванович Кончиц. Ракутин назвал его стариком; с точки зрения гораздо более молодого Ракутина он и правда был уже немолод — ему шел тогда пятьдесят второй год.
Во время боев под Ельней, когда меня послал к нему Ракутин, он командовал наспех созданной оперативной группой из 355-го полка 100-й дивизии и нескольких отдельных батальонов. Ракутин был недоволен тем, что «старик не жмет, как надо». Однако, судя по документам 100-й дивизии, дело обстояло не совсем так. В этих документах записано, что с 24 по 30 июля 355-й стрелковый полк действовал в составе группы под командованием комбрига Кончица в направлении Ушаково; Ушаково несколько раз переходило из рук в руки, и действиями 355-го стрелкового полка было уничтожено до трех рот пехоты, шесть танков и четыре миномета противника.
В моем старом блокноте среди других записей, сделанных под этой самой деревней Ушаково, есть запись, совпадающая с этими документами: «355-й стрелковый полк. Полковник Шварев И. А., комиссар Гутник Г. А. 2-й батальон получил задачу взять деревню Ушаково... Сегодня в 11.00 началось наступление. Второй батальон бил в лоб, первый обходил слева. Продвижение противника было приостановлено. Южная окраина деревни к 17 часам была занята нашими бойцами... В деревне остались склад боеприпасов, до сотни трупов. Застигли врасплох. Много оружия. Их ППД (то есть, видимо, немецкие автоматы. — К. С.), противотанковые орудия, броневики. В 18.30 появилась вражеская авиация. Через 30 минут появились «ястребки». Всех разогнали, одного сбили».
Ушаково забили в GPS.
Симонов раза три проезжает между Ельней и Дорогобужем, где завтра поедем и мы, встречается с Ракутиным - командармом 24-ой армии, тогда, в августе, остановившей под Ельней немцев, а в октябре 24-ая армия - одна из тех пяти, что попадет в Вяземский котел. Ракутин погибнет 7 октября 1941. Несколько лет назад его тело нашли и перезахоронили в Ленино-Снегирях под Истрой, в 40 км. от Москвы - в том месте, где немцы в 41-ом были уже окончательно остановлены в декабре. (Об этом мы рассказали в музее в Ельне, там этого еще не знали)
А вот еще одна поездка Симонова из Москвы на фронт -
...К двенадцати часам дня закончился ремонт «пикапа», и мы выехали. «Пикап» до Вязьмы вел Боровков, а «эмку» — второй известинский водитель, Михаил Панков, впоследствии раненный на Западном фронте.
На дороге были пробки, объезды, и мы добрались до Вязьмы только к ночи. Встретив там в типографии дозванивавшихся до Москвы Кригера и Белявского, в Касню уже не поехали, а все четверо остались ночевать в Вязьме, в маленьком домике рядом с типографией, у работников газеты 24-й армии.
Прежде чем лечь спать, мы просидели полночи. Кроме нас, были милый умный человек — редактор газеты полковой комиссар Ильин, еще один работник из их редакции и корректорша — славная, хорошенькая девушка Женя. Выпили все, что привезли с собой из Москвы. Потом я долго читал стихи. Вязьму в эту ночь довольно сильно бомбили, но мы не вылезали из комнаты. Потом шумел самовар и мы пили чай. Остаток ночи мы с Пашей Трошкиным проспали вдвоем на койке и в восемь часов утра поехали в Касню, в редакцию...
Прерву себя, чтобы вспомнить стихи, написанные два года спустя под впечатлением этой ночи:
Я помню в Вязьме старый дом.
Одну лишь ночь мы жили в нем.
Мы ели то, что бог послал,
И пили, что шофер достал.
Мы уезжали в бой чуть свет.
Кто был в ту ночь, иных уж нет.
Но знаю я, что в смертный час
За тем столом он вспомнил нас...
В бой чуть свет мы тогда, в тот день, не уезжали, но почти вся война была еще впереди и но все из сидевших в ту ночь за тем столом дожили до конца ее.
Вечером я сидел в Вязьме и писал очерк для «Известий». Я закончил его и вышел на улицу. Была темная ночь. Высоко в небе эшелон за эшелоном шли немецкие самолеты на Москву. Мы уже знали, что накануне ночью была бомбежка Москвы. Она казалась отсюда, из Вязьмы, чем-то гораздо более грозным и страшным, чем была на самом деле. Потом среди ночи Вязьму тоже стали бомбить. Возникло два пожара. Одна из бомб плюхнулась недалеко от типографии. Стекла тряслись. Над головой с небольшими интервалами все шли и шли самолеты на Москву.
Тут уже нам пришлось хлопать себя по лбу - чего ж мы раньше этого не перечитали и не спросили сегодня про типографию! "Старый дом", может, и не сохранился, но типография-то жива! А если и не жива, то известно, где была, или перестроена на том же месте. А теперь ночь и спросить некого, а завтра в 7 утра надо выезжать - не звонить же Татьяне Тихоновне или Нине Германовне в такое время...
Все, однако, оказалось гораздо проще. Типографию в городе знали все - и администраторы гостиницы, и водители такси. И это еще одно из "удачных совпадений" -
1. Типография в 300 метрах от гостиницы "Вязьма". Где мы сами "одну лишь ночь жили"
2. Похоже, что это довоенное здание
3. еще утром, ничего не зная о городе, кроме этих стихов Симонова, когда мы шли искать другую гостиницу и щелкали все подряд, я щелкнул попавший мне на глаза "старый дом" среди современных кислотных кафешек, который, (как я понял только разбирая вяземские фотографии вернувшись домой), и был той самой типографией!
Потом первый раз смотрели Пырьевских "Трактористов". Это тот классический фильм 1939 года, где Крючков поет "Три танкиста". Ладынина играет бригадиршу, которая совершенно логично через десять лет вырастет в председателя колхоза из "Кубанских казаков", которых смело можно назвать продолжением, второй серией "Трактористов".
При достаточной схематичности и условности актерской игры, фильм произвел сильное впечатление с идеологической точки зрения. Теперь понятен корень всех анекдотов про "мирно пасущийся советский трактор", когда в этом фильме трактор снят мощнее, чем танк, и в воздухе витает идея, что каждый должен быть готов пересесть с трактора на танк в любой момент. А какие песни.. Да, народ к Войне готовили, серьезно готовили.
3 ноября
Ранний подъем в 7 утра. Будим администраторшу, запирающую и отпирающую душ. Стартуем. Перво-наперво то, что недосмотрели в Вязьме - Екатерининское кладбище на улице Поликарпова за Иоанно-Предтеченским монастырем. Пустой и открытый храм огромных размеров - как во Втором Майском, в Петушках.
Мемориал и могила генерала Ефремова. Рядом - его сын, служивший с отцом в 33-ей армии и освобождавший Вязьму в 1943. Дожил до 1992 года. Утренний солнечный свет.
Мемориал Красный Холм,
где поисковики Вяземского района ежегодно хоронят найденные останки.
Часовня, кресты, колокола - это из нового.
"На братских могилах не ставят крестов..."
Трактор старых времен.
Печальный памятник русской деревне.
СТАРАЯ СМОЛЕНСКАЯ ДОРОГА
Обратно через Вязьму, теперь на Старую Смоленскую дорогу.
Очень живописная, одушевленная, петляющая по полям. Через полчаса Иван засыпает, и я с разгону, не успев даже осознать и затормозить, чтобы подумать, вываливаюсь на грунтовку. Самую обычную грунтовую дорогу - как в Михеево. "Старая Смоленская дорога", дорога между двумя крупными райцентрами области - грунтовка?! Через минуту после начала грунтовки въезжаем в деревню Зарубежье. Так вот она - граница земли русской! Ну тогда понятно, что асфальт кончается...
Стало еще интересней и живописней. Все хорошо, кроме сомнений - прорвемся ли?! Иван окончательно просыпается. По дневникам Симонова на этой дороге "четыре раза вытягивали "Форд" на руках". "Но их-то четверо было! А мы вдвоем!" - "Ну так и Форд-пикап был потяжелее.."
Самое гиблое место у деревни Хляби (Мокрецы?). Идем ползком и с оглядками, как в пойме Дона прошлым летом. Километров 15 проехали. Повезло, что было сухо, и грунт здесь довольно крепкий - не песок и не глина. И тягачами дорога не разбита.
БОЛДИНО
Дорога стала чуть пошире, и вот монастырь в деревеньке Болдино.
Большой, богатый и посередине строится огромный Храм. Говорят, три года строят. Никаких кранов и машин - все руками. Отец игумен нам радуется и справляется - как дела в Переделкино.
ДОРОГОБУЖ
Широкая пойма Днепра, завод азотных удобрений, колхозное стадо, дорога-бетонка и мост через Днепр - вот и Дорогобуж!
Вот, что известно нам было об этом городе из дневников Симонова. Август 1941-го -
...Простившись с Ракутиным, мы к девяти утра, свернув с ельнинской на дорогобужскую дорогу, подъехали к Дорогобужу. До него оставался всего километр. Впереди был хороший, утопавший в зелени городок с несколькими церквами и каменными домами, а в остальном почти весь деревянный. На стеклах играло солнце. Я хорошо запомнил это, может быть, еще и потому, что это была последняя возможность увидеть Дорогобуж таким, каким он был. К вечеру следующего дня его уже не существовало...
Штаб 107-й дивизии был удачно расположен в глубоких оврагах, перерезавших холмы перед Дорогобужем.
************************************
Приволокли ровно ничего не понимающего Панкова и всех нас посадили в кузов машины.
Наверно, запомню навсегда: по правому борту сидят трое немцев, рядом с ними Трошкин, по левому борту — двое красноармейцев с винтовками и между ними Панков, у заднего борта — я и плохо понимающий по-русски сержант-среднеазиатец с автоматом в руках. А напротив меня, прислонясь спиной к кабине, скрестив руки на груди, стоит в наполеоновской позе уполномоченный. Впереди — зарево горящего Дорогобужа. Над дорогой — возвращающиеся с бомбежки немецкие самолеты. На земле и в воздухе — дикая пулеметная стрекотня. Сзади грузовика — наша «эмка» с ее подозрительным тентом. За рулем в «эмке» — лейтенант, а кругом грузовика и «эмки» — человек пятьдесят красноармейцев и младших командиров, упоенных и разгоряченных своей первой удачной встречей с немцами.
И на нас, и на сжегших только что Дорогобуж немецких летчиков они смотрят одинаково ненавидящими глазами, и если бы дело дошло до самосуда, то, наверное, и от нас и от немцев — одинаково — остались бы только клочья.
*******************************************
Больше всего я боялся, что по дороге какой-нибудь из возвращавшихся со стороны Дорогобужа немецких самолетов вдруг спикирует на нашу машину и наши конвоиры — кто их знает! — прежде чем кинуться в кюветы, могут пострелять немцев, а заодно и нас.
Наконец мы подъехали к самому Дорогобужу. Дорогобуж горел. Горел весь город. Весь целиком. Многие дома уже сгорели, торчали только одни трубы, другие догорали. Местами, где не обрушились еще степы, казалось, за пустыми окнами сзади подложена сплошная красная материя. Через эти дыры горящих окон, через обвалившиеся дома город был виден весь насквозь.
Стояли невероятный треск и грохот. Когда горят и коробятся одновременно сотни железных крыш, это похоже на залпы.
*******************************************
...На обратном пути мы, сделав крюк, проехали через Дорогобуж. Странное и страшное зрелище представлял собой этот город, через который мы тем же маршрутом, в том же направлении, по тем же улицам ехали сутки назад. Улиц не было. Были только трубы, трубы. Немцы сбросили на город не так много фугасок, он сгорел главным образом от зажигалок.
Я обратил внимание на то, что Дорогобуж был довольно сильно укреплен. Вокруг него было много противотанковых рвов, блиндажей, укрытий, отсечных позиций. Местами было пять-шесть рядов колючей проволоки. Очевидно, тут был подготовлен один из узлов второй линии обороны. Но если мне потом правильно говорили, то тут, под самым Дорогобужем, сильных боев с немцами не было. Они, как и во многих других случаях, обошли этот узел сопротивления.
Ориентация танка - точно на запад, даже если это противоречит логике архитектурного ансамбля. Как алтарь храма на восток.
Спешили в Ельню и город почти не смотрели. Общались только с нетрезвой теткой, у которой дочка вышла замуж за москвича, и теперь они живут здесь, сдавая квартиру в Москве. Интеллигентная женщина на остановке сказала, что музея здесь нет. Мы ей поверили.
По дороге выясняется, что сегодня все-таки понедельник, и музей в Ельне, куда мы хотели попасть, закрыт. Посмотреть мы можем только маленькую комнатку на вокзале после пяти часов. Громов - командир Ельнинского отряда сегодня тоже что-то празднует и с нами не встретится. Поэтому спешить нам некуда.
Всего 30 километров между Ельней и Дорогобужем, но через эти 30 км. проходит водораздел между Днепром и Десной! Днепр от Дорогобужа течет на запад - в Смоленск, потом на юг через Могилев и Бобруйск, а Десна сразу от Ельни течет на юг через Брянск, Новгород-Северский и Чернигов, чтобы только у самого Киева, через полтысячи километров, соединиться с Днепром!
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА - ЕЛЬНИНСКАЯ ОПЕРАЦИЯ.
В отличии от Вязьмы, слово "Ельня" в истории Войны означает первую победу. Под Ельней немецкая группа армий Центр была остановлена на два месяца летом 1941, а в сентябре город Ельня был осовобожден, и стал первым освобожденным от немцев городом. Участвовали в Ельнинской операции те самые дивизии про которые пишет Симонов, те самые Ракутин, Руссиянов и др. После освобождения Ельни эти дивизии впервые в СССР назовут гвардейскими и главный монумент Ельни - это "Рождение советской гвардии". А задумал и осуществил эту операцию Жуков, поссорившийся со Сталиным и уволенный им с должности начальника генштаба после страшного поражения Красной армии под Киевом в конце августа.
Деревня Ушаково - единственная упомянутая Симоновым в дневнике, оказалась совсем неслучайным местом, хотя упоминал он ее в июле, а в водоворот Ельнинской операции Ушаково попадет только в сентябре, когда шесть раз будет переходить из рук в руки.
УШАКОВО
Прямо у дороги - хвойная аллея среди березовой рощи. Гаубица.
Рядом тихий скромный памятник студентам и профессорам МИИТа, воевавшим здесь в ополчении от студентов и профессоров МИИТа наших дней.
Уже почти проехав, сдаем назад и присматриваемся к обычной деревенской автобусной остановке.
В километре от Ушаково завариваем супчик.
Я зачем-то заглядываю в книгу, подаренную нам поисковиками. Ельнинский отряд "Гвардеец" (отряд Громова) откопал столько-то, медальонов столько-то, торжественные похороны прошли в деревне .... Ушаково! Читаем внимательнее и понимаем, что как Красный Холм для Вязьмы, так и Ушаково для Ельни - здесь хоронят всех, кого находят поисковики! По всему району. Но где же? Мы видели только гаубицу у дороги, вокруг роща, никаких могил нет.
После обеда возвращаемся в Ушаково. В километре от дороги, за деревней, в поле. Находим.
Памятник советских времен. Доски с именами. А за ним - братские могилы последних двух десятков лет.
Вот как, оказывается, выглядит свежая братская могила...
На каске, пролежавшей 60 лет в земле, еще читается звезда.
ЕЛЬНЯ
Милый тихий городок. Широкие улицы, двухэтажные домики. Что-то есть в нем южное, что-то от Мелитополя. По нему хочется ходить пешком.
Мемориал "Рождение гвардии"
Вечный огонь.
Берег Десны. Запруда.
Типография, где работал Исаковский - автор "Катюши".
Бюст Глинке. Что он родился в Смоленской губернии, хорошо известно. Есть большой памятник в Смоленске и рассказывают там в первую очередь о нем, Твардовском и Гагарине. Его фамильная усадьба как раз по дороге Ельня-Рославль, но мы в темноте туда не поедем.
На вокзале после пяти кассирша отпирает нам "музейную комнату" и превращается в экскурсовода. (Через станцию Ельня проходят три поезда - две электрички и один поезд Брест-Челябинск. Говорят, что скоро дорогу вообще закроют. А когда-то это был очень важный ж-д узел... Еще до революции строили дорогу Смоленск-Орел. Кому-то все это было нужно..)
Самое крупное изображение в музее, шириной во всю стену панно "Бой у деревни Ушаково". Мы уже поняли, что эта, практически "пальцем в небо" ткнутая вчера вечером точка на карте GPS, была местом, где шли основные бои за Ельню.
Над дорогой Ельня-Рославль чернеющая синева, две холодных звезды и полумесяц. Картинка, которую нельзя сфотографировать. Высоцкий и стихи Гудзенко. Через 20 км. асфальт снова превращается в грунтовку, но теперь широкую, без приключений.
РОСЛАВЛЬ
Сияние и роскошь центральной улицы после задумчивой ночной дороги поражает наше воображение, и город производит впечатление гораздо большее, чем окажется утром. Плотно прижатые друг к другу дома Екатерининской эпохи напоминают не то Могилев, не то Самару. На улицах оживленно, шумно, много молодежи, бурно течет современная жизнь, чего мы не видели ни в Вязьме, ни потом.
Гостиница с названием города. Шикарный 2-комнатный номер на треть дешевле, чем картонная лачуга размером со шкаф в Вязьме. Ужин в местном fastfood, коньяк с лимоном, "За двумя зайцами" с Борисовым и "Исчезнувшая империя" Шахназарова.
4 ноября
Утро праздничное, а потому туманное и сонное.
Побродив по Рославлю, потихоньку двигаемся на Москву.
Река Остер в осеннем убранстве.
Мемориал "Зайцева гора".
Огромный памятник, музей, танк. Был даже вечный огонь! Музей закрыт. Что же здесь было? Вроде здесь наступала 50-я армия Болдина.
ЮХНОВ
Пеший ночной осмотр города.
Здесь, после Вяземского прорыва немцев, Жуков, назначенный на Западный фронт вместо Конева и Буденного, искал последнего, пытаясь выяснить обстановку. Буденный был не в себе, толи пьян, толи от страха, ничего не понимал и ничего не мог ответить. Весной 1942 (или 1943?) под Юхновом форсировали замерзшую реку Угру.
Серьезный мемориал. Вечный огонь.
Танк КВ. Герои Советского Союза - два брата из одного противотанкового артиллерийского расчета, ставшие героями в один день!
Доски с именами. Никогда не видели такой плотности. Не сосчитать.
Село Ильинское
Место подвига и гибели подольских курсантов. Монумент на высокой горе, вечный огонь, музей и самое главное- ДОТ. Тот самый ДОТ, который мы видели в фильме "Если дорог тебе твой дом", тот самый ДОТ, где были они осенью 1941-го. Уже совершенно темно, никаких фотографий. Чиркая зажигалкой пролезли в узкую щель под метровой бетонной плитой и выглянули из амбразуры на шоссе...
Малоярославец
Мемориал, бюст Жукову. Узникам концлагерей.
Два огромных собора на площади. Рядом Тарутино, где добивали Бонапарта. Недалеко Обнинск.
Сюда нужно возвращаться и смотреть все внимательно!
ПРИЛОЖЕНИЕ
К.М.Симонов
ДОМ В ВЯЗЬМЕ
Я помню в Вязьме старый дом.
Одну лишь ночь мы жили в нем.
Мы ели то, что бог послал,
И пили, что шофер достал.
Мы уезжали в бой чуть свет.
Кто был в ту ночь, иных уж нет.
Но знаю я, что в смертный час
За тем столом он вспомнил нас.
В ту ночь, готовясь умирать,
Навек забыли мы, как лгать,
Как изменять, как быть скупым,
Как над добром дрожать своим.
Хлеб пополам, кров пополам -
Так жизнь в ту ночь открылась нам.
Я помню в Вязьме старый дом.
В день мира прах его с трудом
Найдем средь выжженных печей
И обгорелых кирпичей,
Но мы складчину соберем
И вновь построим этот дом,
С такой же печкой и столом
И накрест клеенным стеклом.
Чтоб было в доме все точь-в-точь,
Как в ту нам памятную ночь.
И если кто-нибудь из нас
Рубашку другу не отдаст,
Хлеб не поделит пополам,
Солжет, или изменит нам,
Иль, находясь в чинах больших,
Друзей забудет фронтовых, -
Мы суд солдатский соберем
И в этот дом его сошлем.
Пусть посидит один в дому,
Как будто утром в бой ему,
Как будто, если лжет сейчас,
Он, может, лжет в последний раз,
Как будто хлеба не дает
Тому, кто к вечеру умрет,
И палец подает тому,
Кто завтра жизнь спасет ему.
Пусть вместо нас лишь горький стыд
Ночь за столом с ним просидит.
Мы, встретясь, по его глазам
Прочтем: он был иль не был там.
Коль не был, - значит, неспроста,
Коль не был - совесть нечиста.
Но если был, мы ничего
Не спросим больше у него.
Он вновь по гроб нам будет мил,
Пусть честно скажет: - Я там был.
1943
* * *
А. Суркову
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,
Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали:- Господь вас спаси!
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки Родина -
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала:- Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.
"Мы вас подождем!"- говорили нам пажити.
"Мы вас подождем!"- говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
1941
Вязьма. Типография.
Вязьма. Начало века.
12 марта 1943. Освобождение Вязьмы
В центре Роман Кармен, справа Константин Симонов.
Вязьма. Наши дни.
"По дорогам Смоленщины" - отчет И.Михайлова
