|
СЕМЬЯ
Мой отец, Ермаков Филипп Дмитриевич, родился в 1904 году в том самом селе Константиново Рязанской губернии. Семья жила не бедно, но его отец был пьяницей и просто жестоким человеком, настолько жутким, что забил собственную жену, мою бабушку, поленом насмерть. Потом взял в дом другую женщину. И в конце 1919 года от всего этого ада папа сбежал в Москву, мечтая стать работником искусства. У него даже на руке была татуировка РАБИС (Работник Искусства).
В Москве Филипп Дмитриевич стал кремлевским курсантом, и в течение нескольких лет он одновременно нес службу на территории Кремля и работал в артели, рисовал плакаты. В конце 1924 года он принял участие в антисталинских собраниях по поводу беспорядков, которые творились в стране, активно сопротивлялся репрессиям, которые проходили даже внутри этой маленькой артели. В итоге их осудили по делу Сапроновской рабочей оппозиции. Отец три года провел в тамбовской тюрьме, после чего остался там же на поселении, крестьянствовал, потом все-таки решил тайно вернуться в Москву. Здесь он подался в мастерские народных промыслов, рисовал, резал по дереву. Потом организовал мастерские в саду Баумана на Разгуляе. Там были разные кружки: вышивания, вязания, резьбы по дереву. И там же он встретил маму в 1932 году. Она брала в этих мастерских надомную работу, расписывала платки, абажуры, то, что мы теперь называем батик. Это была подработка, а основной была секретарская и переводческая работа в МОПРе (международная организация помощи революционерам разных стран). Зная несколько иностранных языков, она и служила секретарём-переводчиком у Е.Д. Стасовой, председателя МОПРа. В Москве тогда было не так много кинотеатров. И позже мама отвечала за кинопрокат в одном из московских районов. Также она была секретарем комсомольской организации.
Моя мама, Эдита Львовна Берлин приехала с родителями из Полоцка. У нее были старшие сестра и брат. Брат ее известный металлоконструктор и котлостроитель Зиновий Львович Берлин, работал с Шуховым. Старшая сестра мамы, тетя Маруся, работала в ЦАГИ (авиастроительный институт им. Жуковского) и была замужем за начальником Кузнецкстроя. Когда
в 1937 году, во время массовых репрессий, ее мужа
арестовали, тетя Маруся, пытаясь спасти их дочь от преследований, отправила Лерочку с друзьями в Крым. Но началась война, и девочка пропала. А о том, что тети Мусиного мужа расстреляли, я узнала от бабушки. Я каждый раз спрашивала: «А где дядя»? Она говорила: «Не спрашивай, я тебе не скажу». Но в конце концов сдалась и сказала, что его забрали из Кузнецкстроя, увезли в Москву, и теперь его больше нет. На эту тему больше у нас в доме разговоров не было. Но когда Мари-Муся захотела переехать к своей маме, то ее брат Зиновий сказал: «Я пойду и скажу, что у нас в доме поселилась жена врага народа». И тогда бабушка сказала: «Лучше тебе не приходить сюда, а Муся будет жить здесь». Тетя Муся до самой смерти проработала старшей диетсестрой в ЦАГИ.
Такая у меня семья, такие сложные и противоречивые их судьбы!
Расскажите побольше про художественную жизнь Вашего отца, про творчество.
Он закончил Московское художественно-промышленное училище им М.И. Калинина, закончил высшие курсы при Архитектурном институте, и продолжил работать в училище преподавателем резьбы по кости, камню и, главным образом, по дереву. Всю жизнь он там провел, всю жизнь... На Новослободской основное их здание, а мастерские в Комсомольском переулке, у метро Лубянка. Большая часть работ там и осталась, а часть работ оказалось у нас в семье. Но поскольку мы много переезжали, и у меня сейчас совсем маленькая квартира, то я часть его работ принесла в свой кабинет в школе.
Отец любил и прекрасно знал русскую литературу, читал мне Гоголя страницами наизусть. Очень любил Некрасова. Среди работ, которые нарезаны отцом, среди его барельефов и горельефов, очень много некрасовских тем. Тема войны его тоже волновала. Я повесила сюда две картины: «Ах, война, что ты сделала, подлая» и «На привале». Когда отец с подачи своих учеников собирался создать свое портфолио, как теперь говорят, и подать документы в Союз художников, то его попросили сделать что-нибудь значимое, серьезное. И он на заводе в Орехово-Зуево сделал шахматный столик из пластмасс на тему сказки о Царе Салтане. Это обозвали подарком Сталину к 70-летию от завода Орехово-Зуево. Этот столик уехал в Гори. Пока была жива мать, она пыталась этот столик вернуть. Но маме не удалось, а теперь где найдешь, может, там, в Гори, он и стоит. Отец наотрез отказывался делать политические, прославляющие партийных деятелей работы. Никогда ничего такого не было: война, космос, Петр Первый, сказки, Некрасов.
Он был членом Союза художников. Причем, об этом членстве хлопотали его ученики; он сам никогда никуда не подавал никаких документов. Вообще, прошлое его так держало, что он не хотел нигде, как он мне сам говорил, «светиться».
А отцу не аукалось его прошлое?
Он больше никогда и нигде об этом не говорил и не писал. Я об этом узнала только, когда уже работала в Германии в 1981 году. Три года я работала в Лейпциге и пригласила к себе родителей. Маму, Берлин Эдиту Львовну, выпустили в ГДР, а папу, Ермакова Филиппа Дмитриевича, почему-то нет. Я не понимала, в чем дело. Я звонила и спрашивала: «Что вы не едете?» Папа отвечал: «Мне паспорта пока не дают». А почему не дают? И только когда он наконец приехал, то буквально в Берлине, на вокзале, он мне сказал: «Дочь, я всю жизнь от тебя скрывал свою политическую судимость».
Его все-таки выпустили?
Да. Когда ему дважды отказали в ОВИРе, мама стала искать другие пути. А мама была к этому времени сотрудником СовЭкспортФильма. Она была одним из самых крупных переводчиков-синхронистов в Москве. Мама создавала в СовЭкспортФильме всю картотеку англо-американского кино, была крупнейшим специалистом в этой области. (В ту пору Совэкспортфильмом руководил Армен Медведев. Теперь это по-другому, кажется, называется.) Так вот, каждый раз, когда новый начальник спрашивал: «Вот эта Берлин Эдита Львовна, не член партии, еврейка, что она здесь делает?» Ему отвечали: «Другого такого специалиста в области языка и кинематографии у нас нет». И вот мама с большим трудом через своих друзей нашла человека, который за папу поручился. Это был папин командир на фронте, Павел Владимирович Московский, он и помог папе с реабилитацией.
А где воевал Ваш отец?
Папа был разведчиком. В 1941 году под Ельней был тяжело ранен и контужен, провел в госпиталях полтора года. Мама искала его почти год, в конце концов нашла и в тяжелейшем состоянии вернула в Москву. Его война на этом кончилась. Сама мама из Москвы не уезжала, работала переводчицей.
После войны в Хотьково отец организовал художественную мастерскую. Он стал резчиком по кости, камню, дереву и преподавателем. Никогда ни в партию не вступал, ни в каких политических делах не участвовал. В нашем доме никогда ни о чем таком не говорили, и это при том, что в нашем доме после 1957 года самым большим и близким другом мамы был Лёвочка, Лев Иммануилович Разгон. Он был маминым пионервожатым. Мама была самая деятельная пионерка в пионерском отряде Льва Разгона. И для меня это был «дядька Лёвка».
Расскажите поподробнее, кто такой Лев Разгон?
Лев Разгон - один из интереснейших правозащитников. Он отсидел от звонка до звонка 17 лет в сталинских лагерях, потерял в лагере жену. Вторую свою супругу тоже в лагере нашел. Писатель. Один из создателей «Мемориала». Теперь уже его нет в живых.
Вы тогда ничего не знали про его деятельность?
Я знала, что он сидел в лагере и все. Но в нашем доме бывало очень много отсидевших людей, сидели родителей моих друзей, моих одноклассников. У нас на эту тему в доме запрещено было говорить. Честно говоря, меня начали просвещать только в 1968 году мои первые поездки за рубеж. До этого я вообще не задумывалась об этом, хотя в Педагогическом институте, где я училась, меня многому научил мой одногруппник, ныне известный, но уже ушедший из жизни Саша Аронов.
|
|
|
|
|
|
УЧЕБА
Софья Филипповна, где Вы учились?
Я училась в Московском Городском Педагогическом институте имени В.П. Потемкина, его нет теперь, этот институт потом слили с Ленинским.
Почему вы пошли в этот институт?
Я хотела учиться в Университете. Это было близко от дома, я жила
на Солянке, в Подкопаевском переулке, и хотела учиться на Моховой – туда трамвай ходил, но меня предупредили, что меня не примут в Университет, потому что у меня мама еврейка. Тогда я пошла в пединститут.
Я поступила в 1952 году. У нас была чудесная компания! Среди нас было огромное количество людей, про которых говорили «с тёмным пятном биографии» или «инвалид пятого пункта». Мы чудно жили, у нас было весело и интересно, там я увлеклась туризмом. Мы ездили по всей стране.
А почему Вы выбрали филологию? Это увлечение еще со школы? Расскажите про Вашу школу.
Я пошла в школу сразу во второй класс: в 1941 году в Москве не было первых классов. А я осталась в Москве, потому что мама тут работала, папа на фронте, только бабушка с сестрой были в эвакуации. Бабушка у меня была горбатая, и двух детей она не могла с собой в эвакуацию забрать.
И у меня была чудная учительница начальной школы, просто прекрасная – Ольга Михайловна, выпускница Елизаветинской гимназии. В первый месяц она меня вызвала к доске, и я написала «лыжы», с «ы» на конце. Она сказала: «Это мы с тобой одолеем». И в течение полумесяца она весь курс первого класса со мной прошла, поскольку я читала, но не писала, не считала как следует.
А в четвертом классе она мне сказала: «Ты прирожденная учительница!», и я ей ответила: «Ну, раз
Вам нравится, то, что во мне есть, я попробую». В течение всей моей учебы в 335-ой школе (это Б. Вузовский переулок), она все время наблюдала за мной. Потом её не стало, и когда она умирала от рака, мы все ходили к ней, помогали. Я ей обещала, что попробую стать учителем. Но вот каким учителем, я не знала, мне жутко нравилось путешествовать, чего я не могла осуществить в силу материальных проблем. Я даже хотела на географический факультет подавать документы, но там была длинная очередь к столу приёмной комиссии, и я подала документы на филологический факультет.
Расскажите, что такое Елизаветинская гимназия?
Елизаветинская гимназия – это одно из крупнейших в Москве учебных заведений для девочек из аристократических, но обедневших семей, с постоянным проживанием, с пансионом. Находилась в районе Чистых прудов, в Казарменном переулке. Здание сохранилось, но что в нем сейчас находится, я точно не знаю. До Революции между Китай-городом и Яузскими воротами было огромное количество домов для детей-сирот. Там был открыт и первый в Москве странноприимный дом.
|
|
|
|
ШКОЛА №45
Софья Филипповна, в какую школу Вы пошли работать?
Мне очень хотелось в школе работать. Я училась на отделении филфака со 2-ой специальностью
"Логика и психология". Тогда же в школе преподавали эти предметы. И меня направили в школу у Москворецкого рынка. Я один год в этой школе преподавала литературу, логику и психологию - три предмета.
А потом я вышла замуж, у меня родилась дочь, и я переехала в район метро Академическая. Там я пошла работать в ближайшую школу, недалеко от дома, которая сначала была просто московской школой № 106 Черемушкинского района, а потом она стала школой № 45, знаменитой Мильграмовской школой.
Расскажите, пожалуйста,
подробнее про Мильграма.
Через два года после того, как я пришла в эту школу, он стал ее директором. Леонид Исидорович Мильграм. Более 80 лет в народном образовании, заслуженный учитель, почетный гражданин Москвы. Он теперь уже не директорствует, он уже очень преклонных лет. Ну и надо сказать, что школы, которую он создал, уже тоже нет…
И как там было работать?
Интересно. Там был очень деятельный, энергичный, талантливый коллектив учителей. Много путешествовали с детьми. У меня были на протяжении тех 20 лет, что я там работала, несколько очень талантливых выпусков. Был класс, в котором учился Артем Боровик и Юра Любшин. Самый мой любимый класс – класс, в котором учился Паша Лунгин. В том же классе учился Алеша Паустовский, сын Константина Георгиевича. В этом же классе учились и другие очень интересные ребята.
Очень интересно про Лунгина, что он был за человек в детстве?
Очень интересный был мальчик, но не определившийся. Детских лет я его не знаю, он поступил в 7-ой класс на математическую лингвистику, когда я была классным руководителем и преподавала русский язык и литературу. По окончании школы я его спросила: «Паша, зачем это тебе надо»? Он сказал: «Я сам не знаю, зачем мне это надо». Он очень непростым путем шел к тому, кем потом стал, к «Такси Блюз». Но теперь это мастер, блестящий мастер. У него был очень талантливый отец и уникальная, редкой души и таланта мама. Теперь о ней знают те, кто прочитали «Подстрочник» или посмотрели документальный фильм.
Вы смотрели его последние фильмы?
Да, «Царь», конечно.
Ну и как Вам «Царь»?
Я очень переживала, когда ушел из жизни Янковский... Мне кажется интереснее «Остров», чем «Царь», но для меня все Пашины работы очень важны, я за всеми слежу. Класс, в котором Пашка учился, собирается у него на квартире до сих пор.
45-ая школа была очень интересная, очень талантливая. Но я уехала работать в Германию на два года. Мильграм меня строго предупредил, что два года будет держать мое место словесника, а потом получилось так, что трое моих выпускников в Германии стали победителями международной олимпиады по русскому языку. И Маргарет Хоннакер, в то время супруга главы ГДР, предложила продлить еще на год мою командировку. Мильграм был очень рассержен, сказал, что держать места больше не будет. И когда я через год вернулась в Москву, он сказал: «Прекрасно, будешь завучем по воспитательной работе». А я ответила, что я не массовик-затейник.
|
|
|
|
43-я
ШКОЛА
Это был 1982 год. Буквально через несколько дней после разговора с Мильграмом, мне позвонила Лариса Давыдовна Гуткина. Она сказала: «Софья Филипповна, мы знаем, что Вы вернулись из командировки. Не хотели ли бы Вы приехать познакомиться?»
Представляете, от метро Академическая сюда, на Юго-Запад! Но я приехала, и 2,5 часа Юрий Владимирович меня водил по 43-ей школе, рассказывал о своих учителях. Я согласилась. Но меня сюда брали не столько словесником, сколько руководить и создавать педагогические классы. Я читала основы педагогического мастерства. И мы с Женей Эткиной осваивали для обеих не совсем понятные программы, создавали тут педагогические классы, наводили мосты с
пединститутом. Было вот такое интересное дело. А потом Юрий Владимирович дал еще и русский язык и литературу, и все вернулось на круги своя.
Какое впечатление на Вас произвела наша школа?
Удивительное! Я сразу поняла, в чем отличие её от 45-ой школы. Мильграм очень интересный человек, но очень непредсказуемый: он сегодня может с тобой сюсюкать, ласково разговаривать, а завтра он на тебя не смотрит, через плечо здоровается. Что случилось? Кто-то из моего класса выбросил на улицу тряпку. Или я что-то забыла сделать. Он был очень взрывной, очень непостоянный человек, который может личные отношения переносить на деловые, чего абсолютно нет в 43-ей школе. Здесь очень бережно относятся к педагогическому составу. По-моему, здесь уникальное отношение к учителю. Я сразу это почувствовала.
И как Вы вписались в коллектив?
Я просто работаю, мне тут нравится работать. Кафедра русского и литературы, которой я руковожу уже много лет, –
это хорошие люди, заинтересованные в своей работе, большие профессионалы, с ними
у меня нормальные человеческие отношения. И с Ириной Викторовной, и с Володей Сперантовым, с Олей Потаповой, с Леной Волжиной, с Леной Терещенко – каждый из них личность. Очень интересный человек Е.В. Терещенко, очень сложный человек Волжина, очень непростые у меня отношения бывают с Ириной Викторовной. Но я понимаю, что это свойство характера, не надо взрослых людей переделывать. Надо требовать от них выполнения тех обязанностей, что по штату им положены.
Софья Филипповна, когда Вы возглавили кафедру?
Уже лет 12, наверно, я уже даже не помню, когда. Надо посмотреть по трудовой книжке. По-моему, это после моего возвращения из Болгарии.
|
|
|
|
ЗАГРАНИЦА
Так Вы и в Болгарии побывали? Расскажите!
Уезжала на три года в Болгарию. Работала в институте Ядерной энергетики, готовила специалистов для работы на атомной станции в городе Козлодуе. Но им так нужен был русский язык, как зайцу стоп-сигнал в лесу, хотя все оборудование и вся спецификация, конечно, на АС на русском языке. Я уехала в 1988 году, а в 1991 возвращалась. Жуткое было время, страшное было время. Мы построили эту станцию, подарили ее Болгарии, они воровали все, что можно, и наверное, продолжают это делать. А все шесть блоков построены нами, россиянами, украинцами! Оно мне надо было? Я ночами учила эту терминологию атомной электростанции...
А почему же Вы туда поехали?
Дело в том, что я не выполнила контракта на Кубе. Преподавала то же самое – русский язык как иностранный, такая вот обязанность: если подписал контракт – отработай. Контракт был на два года. На Кубе я работала с военными медиками. Моим непосредственным руководителем был тогда Рауль Кастро, он был председателем МинФара, Министерства Вооруженных дел Кубы. А получилось так, что надо было срочно сына отправить в Москву (я с сыном ездила), а самой остаться на Кубе. Сын был у меня только в 7-ом классе, и я отказалась отпускать его одного. Вернулась с ним раньше времени, то есть не выполнила контракт. Мне погрозили пальцем и сказали: «Вам еще придется отработать». И послали в эту Болгарию в 1988 году. Ну, надо, так надо.
Что Вам запомнилось больше всего из опыта работы заграницей?
Мне очень много дала работа в Германии. Поскольку я работала в гимназии, которая находилась при Лейпцигском университете. Там был просто высочайший уровень преподавания. Кроме того, я в школе изучала немецкий язык, но я его так знала, что не приведи Господь Бог. Но через два месяца после того, как я появилась в этой гимназии, я заговорила
на языке. Почему? Немцы со мной говорили по-русски, а я должна была им отвечать по-немецки. Там была большая кафедра русского языка. На целый год я знала свой план, свои мероприятия, там все расписано, разнесено по полочкам. Четкая, очень стройная, суровая дисциплина. Тогда же я познакомилась в Лейпциге с Моникой Брош, которая теперь возит к нам немецких школьников по обмену. Тогда она была студенткой и проходила практику в той же школе, где я трудилась.
А расскажите про обмен с немецкими школьниками. Как это происходит сейчас?
Ученики из гимназии г. Дёбельна через год к нам, через год мы к ним. Ученики нашей школы, хорошо знающие немецкий язык, ездят в Германию на практику. Живем в семьях, общаемся с детьми, их родителями. Две недели очень интенсивной языковой практики, ездим по стране, знакомимся. А через год приезжают к нам они, вот как раз сейчас они тут. Обычно они ходят на 2-3 урока в день, а сегодня им дали автобус, и они уехали на экскурсию в г. Александров.
Я знаю, что
Вы были знакомы с Юрием Михайловичем Лотманом.
Да, моя первая командировка в 1968 году в Венгрию, по окончании курса «Русский как иностранный». Я была в делегации, в которой были Юрий Михайлович Лотман, Владимир Константинович Лотарев и Дитмар Эльяшевич Розенталь. Эти люди работали в университете, в педагогическом институте, а я работала с монахами. Шесть недель работала в Паннонхольме, знакомила с методикой преподавания русского языка в иноязычной аудитории монахов в монастыре. Панония – основа Венгрии. Потом на Балатоне три дня отдыхали всей делегацией, купались. Ну, какая я компания этим маститым преподавателем? Девчонка! Мне же было 34 года. Сегодня вспомнишь и не поверишь, что я была такой.
|
|
|
|
УЧИТЕЛЬ
Софья Филипповна, в двух словах: что такое «учитель»?
Это человек, который должен помочь стать человеком другому, маленькому еще человеку; он воспитатель, образователь, помощник, на каком-то этапе ведущий тебя по жизни, но обязательно добрый человек. Он сам должен учиться у тех, с кем работает. Я у детей учусь, и, может быть, не всегда правильно поступаю, именно потому, что иду у них на поводу. Но, мне кажется, именно доброта
тут решающее дело.
А можно добротой завоевать авторитет?
Можно повлиять, но для этого менторский тон не годится, не надо навязывать, надо советовать, и надо слушать, когда тебе что-то говорят дети.
Скажите, а что за человек - Юрий Владимирович?
Для меня это воплощение такта, интеллекта, уважительного отношения к каждому человеку, умение подобрать людей, умение доказать их состоятельность и, напротив, иногда показать, что ты сам виноват в тех промашках, которые совершаешь. Он не человек настроения, для него существует порядок, который он сам строго выполняет и требует этого же от коллег. Мне, как завкафедрой, с ним работать просто, потому что я знаю, что никаких спонтанных требований от него не будет.
Юрий Владимирович не позволит никогда повысить голоса, а вот Мильграм, было, наорет – а за что наорал, никогда не знаешь. А от Завельского этого никогда не слышала. Конечно, он негодует, возмущается, когда мы что-нибудь не доделываем, но всегда тактично. Дай Бог ему здоровья!
|
|
|
|
ТЕАТР
Несколько лет назад Вы с Юрием Владимировичем сыграли на учительском капустнике Коробочку и Плюшкина. Вам самой нравится играть в капустниках? И как Вам кажется, нравится ли ему?
Он каждый раз сопротивляется, так же, как и я. Но мы понимаем, что надо поучаствовать, потому что это традиция нашей школы. Я помню, когда ещё внучка моя училась тут, то я была на капустнике старухой из «Пиковой Дамы». Мы пытали одного ученика, я говорила ему: «Я тебе помогу, если ты женишься на моей Лизе», это было смешно. Кого я только не играла в этих капустниках! Мне кажется, что это неплохо, во всяком случае, я ни от кого еще не слышала: «Кончай, старуха, сиди дома». Я приплясываю, если у меня есть силы и возможности. Юрий Владимирович сопротивляется каждый раз, но я чувствую, что ему это нравится. Особенно, мне кажется, хорошо получилось в «Вишневом саде», где он сыграл Фирса.
Как
Вам кажется, не мешает ли педагогическому процессу то, что ученики видят
учителей в сатирических ролях?
Напротив, дети чувствуют, что мы стараемся быть к
ним ближе. Особенно хорошо это удавалось, когда я раньше в туристические походы ходила с ними.
|
|
|
|
ПОХОДЫ И ПОЕЗДКИ
А как началось
Ваше увлечение туризмом? И какое педагогическое значение это имеет?
Огромное педагогическое значение! Для меня путешествие по стране очень важно само по себе. Я очень люблю путешествовать. Когда были силы и ноги, я ходила пешком с рюкзаком, и побывала с ребятами из 45-ой школы на Кавказе, на Урале, на Кольском полуострове, всю Центральную Россию буквально истоптала ногами и на лыжах. В 50-60 годы, когда по псковской земле никто не ходил, мы проходили на лыжах через всю Псковскую губернию, побывали в Пушкинских горах. И я считаю, что Россию надо показывать детям! Когда стоишь на холме над Соротью и читаешь:
И хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать,
Но ближе к милому пределу
Мне все б хотелось почивать.
И когда с детьми поднимаемся к пушкинской могиле на Святогорский холм, это производит впечатление. Мы всегда бываем в Ясной Поляне, в Спасском-Лутовинове, в Ферапонтово, на Соловках. Последняя моя поездка с учениками была по Карелии. Мы были с ними в Петрозаводске, в Сортовале, на Кижах, на Валааме. И хотя это был конец мая, с погодой не повезло: холод и дождь
со снегом. Но дети вели себя великолепно, прошли весь маршрут от основной усадьбы на Елеонскую гору через Гефсиманский сад, потом слушали хор в нижнем храме. И я таких мордашек давно уже не видела,
они были вдохновлены по-настоящему! Возить надо. При этом я свозила их же зимой прошлого года; вот тут еще висит эта газета: Петербург, Швеция, Финляндия. Тоже хорошая была поездка: были в музее Астрид Линдгрен. Для детей что может быть прекраснее?
Софья Филипповна, а от десятилетия к десятилетию как меняются ученики нашей школы? Говорят, что дети раньше больше читали, например.
Все-таки, у нас отобранные дети. Но все равно каждый раз нужно поднимать интеллектуальный уровень всего класса до максимально возможного. Если ты поднимаешь одаренных детей в глазах их одноклассников, с уважением относишься к тому, что они делают, то другие, поглядывая на это, тоже стараются и тянутся. Не надо ругать учеников за то, что они чего-то не знают. Например, не были в Третьяковской галерее. Вот сейчас у меня биологический класс. Я спросила: «Кто был в Третьяковской галерее? И когда последний раз»? Ни разу не были. Чья вина? Родители, а потом уже школа. Я их обязательно отведу не раз, не два и не три. Сейчас все упирается в деньги. Когда собираешься ехать куда-нибудь далеко, то родителям говоришь:«Есть ли в классе такие, кто может положить в этот конверт деньги, не говоря о том, что это твои или мои. И чтобы можно было взять в поездку всех, даже тех, у кого на это денег нет». Конечно, это все нелегко.
Здорово! И у Вас получается так организовать?
Получается. У меня сейчас в 8-ом классе есть несколько таких родителей, которые помогли нам осуществить поездки в Финляндию, и к Пушкину в Псковскую губернию, и на Валаам. Дорого поездки стоят. А некоторым мамам говорю: «А вы будете платить половину». Надо всех брать. А что делать? У всех же разные ситуации…
|
|
|
|
ЛЕГКО ЛИ УЧИТЬСЯ В 1543?
Софья Филипповна, а каким должен быть ребенок, чтобы учиться в нашей школе?
Он
должен хотеть учиться. Надо, чтобы у ребенка был стимул. Конечно, мы создали систему, в которой сложно учиться. Особенно мне трудно было, когда моя внучка
была ученицей нашей школы. Она явный гуманитарий, и ей очень сложно было овладевать математикой, но, к сожалению, не все наши преподаватели, особенно математики и информатики, понимают, что склад ума может быть другой, чем у них, а поиздеваться над ребенком – это за милую душу. Я про это могу рассказать, но на примерах не хочу: ни учителей называть, ни ситуации. Но когда она попала в класс к Ольге Эдуардовне Шейниной, она смогла вздохнуть спокойно. Во-первых, сама Оля защищала свой гуманитарный класс от тех учителей, которые непомерно их грузили, чем не следовало бы, а, во-вторых, там просто была замечательная атмосфера. Они чудные спектакли ставили, для Лизы это была настоящая отдушина. А когда Лиза училась в 5-7 классе, то мой сын, кандидат педагогических наук, говорил: «Я учительницу эту…» А я: «Не подходи близко к школе, дай мне дожить до собственной смерти», потому что творилось что-то невообразимое. Он один раз был на родительском собрании, пришел домой, его трясло. Есть и такие проблемы…
Дети учителей это, конечно, специфическая тема.
Знаешь, это очень тяжело. И у Оли Потаповой были проблемы, и у Иры Дорожинской, когда Митька учился. Татьяна Ильинична просто забрала отсюда свою дочку. Причем, у меня-то внучка ведь уже. Вы понимаете, как я к ней отношусь. Сыну было гораздо
труднее.
К Вам
вопрос, как к руководителю кафедры: как сделать так, чтобы ученик за
школьные годы познакомился с наибольшим количеством хороших учителей?
Иногда бывает так, что мы друг друга заменяем. Это хороший вариант. У нас есть система научной работы. Ребенок может учиться у одного учителя, а научную работу делать у другого, тоже хороший вариант. Мы иногда участвуем во всяких дискуссиях и приглашаем к этому детей. Например, я очень люблю «Горе от ума», у меня свой взгляд на изучение этого произведения. Когда-то мы с Владимиром Владимировичем организовали дискуссию на эту тему – два учителя и ученики. С Еленой Дмитриевной когда-то делали аналогичные дискуссии о Некрасове и Маяковском.
У Ольги Евгеньевны сложно учиться. Я сижу у нее на уроках, и мне иногда кажется, что она слишком перегибает палку, потому что не со всеми детьми так можно говорить… Но мы стараемся друг друга подкорректировать и знакомим с собою и с коллегами всех. Мне очень нравится, как работает Елена Всеволодовна Терещенко. Она умеет делать гуманитариев даже из совершенно негуманитарных детей, это ее петербургская школа.
В нашей школе делают упор на хорошее общее образование. А как Вы смотрите на проблему преподавания непрофильных предметов, например, литературы в математическом классе?
Это замечательно. Не надо только палку перегибать. Когда моя Лизка училась здесь, у них с биологией был кошмар, просто ужас. Она пришла к отцу и говорит: «Никто в нашем классе не понимает и не умеет решать задачи по генетике». Он предложил собрать вечером ребят в школе, когда Сергей Менделевича там не будет, и купил шесть пакетиков M&M’s. И с помощью этих разноцветных конфет он научил их решать все задачи! Через два дня они написали контрольную так, что Сергей Менделевич сказал: «Они все списали!».
А вот помните, учился в биоклассе Саша Гершензон (XXI параллель), это сын Евгении Эткиной. Он был в конфликте с Глаголевым. Причем, Саша был не простой мальчик. Так вот, к слову рассказать, у меня на уроке:
- Читай монолог Чацкого.
- Я не могу читать, я могу спеть под гитару.
- Валяй, пой под гитару.
- У меня с собой гитары нет.
- Иди, ищи гитару или завтра будешь читать на уроке.
Он до сих пор вспоминает, как я согласилась на такой эксперимент. А мне просто надо было, чтобы он выучил текст. Но с Сергеем Менделевичем такие фокусы не проходят. Раз принимает у него экзамен, другой раз – не сдает Саша экзамен. К кому обратится?
Я к сыну: «Леш, помоги, ради Бога». И вот они садятся принимать экзамен втроем: Глаголев Сергей Менделевич, Либеров Алексей Юрьевич и Квашенко Андрей Николаевич. Саша сдает! Все дело в том, как поставить вопрос. Сын у меня не просто преподаватель, он занимается методологией. Экодидактикой сейчас занялся, это на стыке гуманитарных и точных наук. Понимаете, надо дать возможность ребенку реализовать себя, поставив по-другому вопрос.
Вот у меня сегодня был урок в 8-м биоклассе, половина детей русского языка не понимает. Тема: «н» и «нн» в прилагательных и причастиях. Надо найти подход, ну что давить на математика? У него не такие мозги, как у гуманитария. Совсем другие мозги. Попробуй выстроить разговор так, чтобы ему было понятно: вот тебе схема, математик любит схему, это гуманитарию нужно, чтобы Елена Дмитриевна весь урок говорила…
|
|
|
|
ЛИТЕРАТУРА
Вы сказали, что очень любите «Горе от ума». А что бы Вы посоветовали своему выпускнику перечитать из школьной программы?
Обязательно вернуться к роману «Евгений Онегин», обязательно еще раз перечитать Печоринские дневники. В них умение себя анализировать, а дети в таком возрасте вообще не занимаются самоанализом, поэтому к этим произведениям нужно во взрослом состоянии обратиться.
Юрий Владимирович сказал бы, что надо перечитать «Войну и мир», я не скажу. Я бы сказала, что нужно читать Чехова «Скучную историю», «Дом с мезонином», «О любви», «Степь», потому что Чехова, в том возрасте, в котором мы его преподаем, они не могут понять. Не всякому доступен и Достоевский. Уж точно в 10-м классе рано. Но я бы советовала не «Преступление и наказание» еще раз, а «Братья Карамазовы», «Идиот». Наверное, поэзию Некрасова, начало петербургского периода или «Рыцарь на час». Из Тургенева нужно перечитать все повести и романы сразу и посмотреть движение. «Вешние воды», «Ася», «Первая любовь», а после этого «Дворянское гнездо» и «Рудина».
А поэзию Серебряного века – только во взрослом состоянии. И «Доктора Живаго» тоже понять в школе нельзя, и вообще за что его от всех отделили? Почему?
Надо читать Пастернака, Ахматову. Я сама не очень понимаю Марину Ивановну Цветаеву, она для меня в жизни более интересный человек, чем в поэзии, все ее увлечения, ее сложная судьба. Из советской литературы – обязательно Шолохова «Тихий Дон», драматургию Горького.
Я люблю мемуаристку, вот сейчас взялась читать последнюю книгу Евгения Габриловича.
До этого перечитала (Паша мне принес) один из первых экземпляров «Подстрочника» Лилианы Лунгиной, его мамы.
|
|
|
|
ПОЖЕЛАНИЕ
ВЫПУСКНИКАМ
Быть добрее, терпимее друг к другу и продолжать учиться всю жизнь,
не останавливаться. И не проходить мимо тех, кому плохо. Так легко обидеть близкого человека невниманием. Мне кажется, что за дверью каждого должен быть человек с молоточком, по Чехову. Сегодня тебе хорошо, завтра, не дай Бог,
может быть хуже, подумай об этом. Мне кажется так.
|
|
|
