ИТАЛЬЯНСКИЙ ФОН  

ВПЕЧАТЛЕНИЯ ЛЕТА 2016 ГОДА                                                    

Италия. Фотография Александры Бассель. 2016 год

ПРЕДИСЛОВИЕ

Мой друг и одноклассник Юра Суворов уже 14 лет живет в Италии, в небольшой горной деревеньке в 100 км к востоку от Рима, занимаясь физикой элементарных частиц в подземной лаборатории. Много лет Юра звал меня приехать посмотреть Италию, и я всегда знал, что когда-нибудь обязательно поеду, но тянул, сколько мог. Наконец эта поездка состоялась. И, хотя все то разнообразие видов, красок и запахов, которые мы успели вдохнуть в Италии, были лишь фоном, декорацией к главному действию – живому общению друзей (ведь только в единовременном со-ощущении чего-то нового можно, мне кажется, быть близким, а никак не в рассказах-расспросах «ну как жена, как дети, как работа, как зарплата»), но все же при этом, мне хотелось бы сейчас записать на бумаге несколько штрихов именно этого «фона» итальянской действительности. Записать для памяти. Для памяти головы. Потому что все самое важное, что происходило в августе 2016-го на этом «итальянском фоне», останется навсегда в памяти сердца, и никакой записи не требует. Да и невозможно это записать. Поэтому, ниже впечатления только об Италии. Если точнее, то – наблюдения и мысли, пришедшие в голову на Итальянской земле. 

Рим. Фотография Юрия Суворова. 2016 год

РИМ

 
Да будет в старости печаль моя светла:
Я в Риме родился, и он ко мне вернулся;
Мне осень добрая волчицею была
И - месяц Цезаря - мне август улыбнулся.
О.Э.Мандельштам

 Давно заметил, что чем старше я становлюсь, тем сложнее принять и полюбить что-то новое. И не потому, что в сердце нет места, а потому, что в голове уже такая сложная паутина из связей между объектами, понятиями и ощущениями, что вклинить туда что-то новое просто так, задаром (как в детстве) невозможно – это новое должно быть непременно опутано теми же нитями смыслов со всем предыдущим, и это некоторая работа, требующая времени и усилий. Но, чтобы эту внутреннюю работу запустить, мозгу необходимо получить извне не просто новую информацию, а принципиально новую, неожиданную, ломающую стереотипы, то есть, что-то рвущее хотя бы несколько сложившихся нитей-связей в голове. В Риме это сделать крайне сложно. Рим – один из тех городов (вроде Парижа-Лондона-Иерусалима-НьюЙорка), представление о которых складываются прочно с самого детства, и которые потом очень трудно изменить, даже попав в них вживую. Рим, пожалуй, первый среди них – от картинок в первом учебники истории до последнего увиденного тобою кинофильма – это все Рим. И поэтому, когда первое, что видишь, въезжая в Рим – знаменитый акведук, еще смешно, но когда потом бродишь от Форума к Колизею и от очередного моста к очередной площади с фонтаном, то даже немного не по себе от чувства дежа вю – все-все это, оказывается, уже было глубоко внутри кем-то заложено, или залегло само. Смотришь на вечереющие небо Вечного города, на разноголосых туристов с благоговейными фотоаппаратами, на итальянских беззаботных детей, висящих на оградах руин предыдущей цивилизации, на колонну Траяна, про которую ты сам только что понял, что это именно она, хотя это нигде не было написано, никто про это не говорил, а ты сам слышал словосочетание «колонна Траяна» в последний раз не менее 10 лет назад…, затем Саша читает стихи о Цезаре и Августе, а у меня в голове, продолжая календарную ассоциацию, крутится «Иды марта пришли, но не прошли» и ответ Тиберия на предложение переименовать сентябрь – «а что вы будете делать с 13-м Цезарем?» И в этот момент сама собой приходит ничем не доказанная уверенность в том, что я не столько даже знаю античность (никогда ее специально не изучал), сколько чувствую ее каменную форму через двухтысячелетнюю штукатурку мировой культуры не меньше, чем любой современный итальянский школьник. В том смысле, что хоть он, наверняка, и знает больше фактов, и читал больше, чем просто книгу Светония, и видел куда больше меня, но ощущение сопричастности с тем, что происходило на этом месте две тысячи лет назад, у меня, который здесь впервые, ничуть не меньше, чем вон у того парня, что рисует на асфальте мелом шаржи на прохожих.

В Риме удивило то, что расходилось с накопленными представлениями о нем. Например, оказалось, что это очень небольшой город, и что в нем совсем не так много туристов, как я думал – примерно как в Питере. Совсем не так жарко летом, как говорили – обычно, как в Москве в центре города. Вообще, чтобы увидеть что-то новое, нужно сворачивать с хайвеев и туристических троп. Так больше всего в Риме мне запомнились два места – это район на правом берегу Тибра, за Ватиканом – невысокие дома тона сепии и охры и широкие улицы-скверы с платанами – причем такими, что вдвое выше домов. Я видел такое только в Одессе на улице… долго вспоминал название, наконец, вспомнил – одесская улица называлась «Итальянской»! А второе памятное место в Риме – это когда мы уже в ночи спустились с бутылкой вина под очередной мост, где уселись среди какой-то крапивы прямо на берегу Тибра, почти свешивая в него ноги. По освещенному мосту ходили люди – жители этого вечного города и туристы, гудели машины, на другом берегу невдалеке сиял самый главный собор Ватикана, а мы на полчаса зависли в каком-то счастливом безвременьи, всматриваясь в ночную реку и прислушиваясь к ее загадочным всплескам. «Ну, кто это, кто?! Там точно кто-то живет!» – «Угу. Наверное, выдры. Выдры в Тибре». 

Римская улица

Итальянская улица в Одессе

ИТАЛЬЯНЦЫ

Не в характере итальянцев заискивать и лебезить перед туристами. Поэтому на любую английскую фразу тебе вежливо ответят и дадут, что нужно, но не более. А увидеть итальянца во всей красе можно только если говорить с ним по-итальянски. Так что только благодаря Юре и можно было хотя бы чуть-чуть заглянуть в этот мир, ни в какой самостоятельной туристической поездке это было бы невозможно. Итальянцы и правда, очень любят говорить (трындеть), и правда, очень добродушные, и правда, не очень любят жесткие правила, вернее, не придают им слишком большого значения, делая из мухи со слона. Портье в гостинице легко разрешает оставить у себя на полдня чемоданы, хотя мы должны выехать, хозяин пиццерии без колебаний разрешает нам пить свое вино и даже приносит бокалы, хотя это запрещено, кассир в гастрономе и даже взыматель денег с платных хайвеев в будке весело и без тени раздражения с минуту объясняют нам дальнейшую дорогу, раскрашивая по собственному почину рассказ яркими подробностями и никак не реагируя на выстроившуюся за нами очередь из людей и машин. И так везде и каждый день. И все это без всякого напряга, совершенно естественно и легко. Хотя, сколько в их ответном поведении от национального итальянского характера, а сколько от личного обаяния Юры Суворова, которому они адресовали свои эмоции, судить сложно. 

Ассизи. Родина Франциска. Фотография Юрия Суворова. 2016 год

КАТОЛИЧЕСКАЯ ЗЕМЛЯ

Мы многое видели – Рим, Ассизи, Сиену, развалины античной Остии, замки Сполетто, виноградники и оливковые рощи, купались в обоих морях, омывающих Италию – в Тиренском и Адриатическом, залезали на высокие горы, пили вино с пастухами среди овец, коров и лошадей, рвали арбузы с бахчи, наслаждались бесчисленными пейзажами холмов Лацио, круч Абруццио и далей Тосканы – и все это было прекрасным фоном к нашему общению. Единственное, что не было просто фоном, и что мне на самом деле хотелось бы увидеть своими глазами, к чему хотелось бы непосредственно прикоснуться – это Католический мир. Античность и Искусство Возрождения – это вне пространства, и при желании можно найти где угодно (Эрмитаж под рукой), а вот дух Католической церкви в России почувствовать сложно, поэтому надо попробовать в Италии. Но, хоть желание это и было, сразу скажу – не получилось. Католический мир мне не открылся, а я сам к нему дорожку пробить не смог. Вот несколько впечатлений.

На подходе к главному Собору святого Петра, уже за полкилометра, его еще не видно за поворотами улиц, но тебя уже одолевают «ловцы туристов», как они сами себя называют. (По меткому замечанию Суворова – раньше «ловили человеков», а теперь ловят туристов). Причем, из разноязыкой толпы вылавливают своих. Поскольку мы все время болтали, вычислить русский язык было несложно. Два первых парня удовлетворились ответом «Спасибо, не нужно» и отстали, но третья, женщина с южно-русским выговором, оказалась упорней.

- Мы предлагаем экскурсию в Собор св. Петра и по всем музеям Ватикана.

- Спасибо, не нужно

- Но вы сами не пройдете – там очередь на три часа, а мы проводим специальным ходом без очереди, сразу в собор (Полное вранье – очередь в Собор всего 15 минут)

- Спасибо, не нужно

- Экскурсии все на русском языке, никто вам так не расскажет. Ну подумайте! – Не унималась тетка, увязавшись за нами по улице, не отставая ни на шаг, хотя мы шли довольно быстро. 

- Спасибо большое, но не нужно. Мы сами.

- Эх, ну сейчас вас кто-нибудь перехватит из других «ловцов туристов». У нас еще есть вот….

- Послушайте, – вдруг пришла мне в голову неожиданная мысль воспользоваться моментом задать интересующий меня вопрос, а заодно чтобы не посылать человека грубо и о чем-то поговорить – послушайте, а не подскажите ли Вы нам, что за праздник такой сегодня в Риме – Феррагоста? 15 августа. Что это за день? Мы так посчитали, что это 28 минус 13 – то есть, по нашему это Успение Пресвятой Богородицы? Верно?

Ее ответ был знаменателен. Ответ человека, предлагавшего нам провести экскурсию в Ватикан. 

- Эххм… Ну да, наверное так. Ну.. Да-да, точно! Это что-то такое – то ли Вознесение, то ли день Ильи Пророка. Ну, кто там разберет их этот КАТОЛИЗМ!

И справедливости ради надо сказать, что при всей абсурдности ситуации, эта нелепая тетка с южнорусским акцентом сгенерировала весьма меткое словцо из смеси «католицизма», «коммунизма», «катаклизма» и «комизма», которое может при желании указывать на вполне конкретные темы и явления. По крайней мере, в последующие дни это словцо время от времени приходило на память в самых разных местах. 

Главное ощущение, которое осталось у меня после соборов и храмов Италии – их удивительная духовная пустота. Снаружи они еще так себе, а внутри – это необычайно красивые, потрясающие, великолепные здания, соперничающие в роскоши с любым дворцом, любым театром, который я видел в жизни. Это изысканное собрание картин, скульптур, мрамора, золота, резьбы по дереву, резьбы по камню. Да, это самые потрясающие музеи – но только не храмы! В них нет Бога. И не потому, что я не увидел в них Бога, но потому, что я не увидел людей, которые бы видели в них Бога. Все, кто наполняют эти храмы, – такие же глазеющие зеваки, «туристы», как и ты сам. Ну в точности как Исакиевский собор в Питере – большой, красивый музей, поражает воображение, но не храм, не дом молитвы. Безусловно, мы были или в самых известных и больших храмах, либо в очень маленьких, но древних (XII век), то есть музеях, и где-то, наверное, есть что-то иное, но все же – из двух-трех десятков церквей и храмов средней Италии  (мы очень много где были и в самое разное время суток) только пару раз я заметил с десяток человек, которые пришли в храм на молитву или на службу – в Сполетто и в Ланчано. 

 
Собор в Сиене. Фотография Сергея Павловского. 2016 год

Забавно, как на всю античность легко навешивается крест, пара росписей, и это называется католическим собором. В Пантеоне, например, так сделано. А главный хит – это египетская колонна на Пьяццо дель Попполо. Т.е. даже не античность, а реальная колонна из настоящего языческого Египта, полная иероглифов с Рамзесами и Осирисами, но сверху тоже прикручен металлический христианский крест! Это очень смешно. 

Сами храмы очень разные – и переделанные древние античные, и суровые строгие базилики, почти без росписей, и яркие, как пряник, примеры супер-эклектики – как «полосатый» собор в Сиене с каменными хищными носатыми римскими папами в простенках, и старые (еще до разделения церквей) бенедиктинские монастыри, где в храмах стена отделяет алтарную часть, где могут быть только монахи, от остального пространства («у вас эта стенка называется иконостас» – вспомнил термин итальянский экскурсовод), и конечно, знаменитый собор св. Франциска в Ассизи расписанный фресками Джотто – еще не картинами, как чуть позже, в эпоху Возрождения, а фресками очень похожими на православные иконы. Но даже и там, в Ассизи, в самом этом храме, у самой могилы святого Франциска – даже там нет и намека на преклонения колен, на смирение. А все – либо пустота в глазах, либо огонек ценителей искусства. Хотя, возможно, это я слеп и не вижу. Вот Юра говорит, что у могилы святого была одна пара глаз, обращенных куда-то дальше, чем стены, свечи, мрамор, холст, масло. Пара глаз, устремленных на саму звезду, а не на палец, который на эту звезду пытается указать…

Религию делает не Бог, и она ему не нужна. Религию создает и поддерживает человек. А когда он перестает ее поддерживать, религия умирает. Храмы Акрополя – это древние камни, к которым уважения столько же, сколько к любому другому камню на древней дороге Греции, а камни Западной стены Иерусалимского храма – это намного больше, чем просто «древние камни», потому что к ним каждый день прикасаются новые горячие ладони и лбы. Люди гораздо чаще приходят в итальянские храмы смотреть росписи Джотто, картины Караваджо и статуи Микеланджело, чем молиться. Парадокс, что искусство, выросшее из религии, часто хоронит ее под собой. Как великолепное надгробие на кладбище порой так притягивает взор, что забывается, что под ним то, что когда-то было живым человеком, который ходил по земле, разговаривал, шутил, любил. 

Для меня главным откровением стало посещение Собора святого Петра в Риме. Ни внешний вид собора, ни широкая площадь перед ним, ни знаменитая колоннада не произвели особого впечатления – все это было сто раз видено, как Колизей, фонтаны и прочее. Мне даже показалось, что вживую собор чуть меньше, чем я себе его воображал. Но как только попал внутрь, я онемел. При всем богатстве и роскоши убранства и росписи собора – во всех его элементах нет ни грамма эклектики, а все нужно, все на своем месте, все служит единому, цельному впечатлению. Как он огромен и величественен! И это понятно только вживую и только изнутри! Как завороженный я в полном молчании прошел через него, через эту нереальную махину, сквозь пеструю толпу, не замечая ни итальянцев, ни немцев, ни русских, ни корейцев с айфонами, и остановился только уперевшись в какое-то заграждение, поднял глаза в купол, пол качнулся под ногами, а в опустошенную впечатлением голову само собой, без всякого ментального усилия, проникло очень ясное и явное видение. Сельский пейзаж, озеро, лодка, снасти. И мимолетная встреча, глаза в глаза, и недоуменный молчаливый вопрос, и вдруг внезапное предложение, и ответ – и все. А дальше водоворот, вихрь, невероятная яркая жизнь и страшная ожидаемая смерть. И простому рыбаку с окраины империи будет поставлен самый величественный храм в самой главной столице мира. Храм рыбака. 

И как будто не было этих двадцати веков истории католической церкви со всеми бесчисленными папами, самозванцами, орденами, святыми, мыслителями, крестовыми походами, инквизиторами, художниками, зодчими, а все это на минуту превратилось в такую воронку времени, или лучше сказать – мост между сейчас и тогда. Мост, которым, возможно, и является настоящая религия.

Вот о чем думается там. И для этого стоит туда приехать...

P.S. Теперь еще сильнее тянет в Галилею, на берег того озера, где все началось, и которое я видел только на старых картинах, да на фотографиях бывшего там несколько лет назад  моего друга и одноклассника Юры Суворова. 

Галиллейское озеро. Фотография Юрия Суворова. 2011 год

Галиллейское озеро. Картина Василия Поленова. 1882 год

"ИТАЛЬЯНСКОЕ ЗЕМЛЯТРЕСЕНИЕ" - текст Александры Бассель

другие тексты