Евгений Онегин




I

Детское восприятие

“Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь”  Это так. Но “Евгения Онегина” в школе читал каждый. Почти все книги, которые мы читаем, пропускаем через себя, думаем, говорим о них, сравниваем героев с собой и другими, все-таки, приходят и уходят. Но есть книги, которые, однажды появившись, так и живут внутри нас постоянно. Чаще всего это происходит подсознательно. Если нас спросят - “ваша любимая книга?”, мы можем про них и не вспомнить. Можем их никогда не перечитывать, более того, мы можем их даже не любить, но они все равно живут где-то внутри. В первую очередь это относится к прочитанному или услышанному в детстве. Для меня такой книгой стал “Евгений Онегин”.

Не буду на этот раз вдаваться в подробности, но так случилось, что роман я услышал (именно услышал! не оперу, не спектакль, а сам текст) года на два, на три раньше, чем прочитал, когда задали в школе. Было бы еще полбеды, если бы я услышал его с самого начала, но вышло так, что услышал я только последнюю, восьмую главу. А если добавить, что я был очень впечатлительным мальчиком, и учесть гениальность и силу пушкинского текста, то все становится понятно. Я не знал начала истории, и мне до слез было жалко бедного Онегина! Почему, почему эта вредная тетка так с ним обошлась?! 

Таким было мое первое впечатление от романа -

Я ненавидел Татьяну Ларину.

 





 


II

Юношеское восприятие

 В 8 или 9 классе, когда проходили на литературе, я прочел “Евгения Онегина” от начала до конца и узнал всю правду. Однако первое восприятие оказалось настолько прочным, настолько глубоко засело в моем сознании, что уже стало частью меня самого.

Уроки литературы. Ирина Викторовна. Я внимал каждому ее слову, ее мнение сразу же становилось моим, но тут я никак не мог согласиться. Я не понимал, в чем этот “Татьяны милый идеал.” Отвергнуть чужую, ненужную любовь – необходимо, хоть и нелегко. Но отвергнуть, заткнуть, убить, похоронить собственную, а тем более, взаимную любовь, только потому, что она не вписывается в какие-то там общественные рамки?! Нет, я не просто этого не понимал, это было для меня преступлением!

Я вас люблю, к чему лукавить?
Но я другому отдана,
И буду век ему верна.

У меня была страстная юность. Я считал, что любовь нельзя запереть, запретить, отменить. Она не может быть вполсилы или в сослагательном наклонении. Любовь оправдывает все. Потому что любовь всегда чиста, она не может привести к злу. Это не просто слова, это была моя философия, моя вера. Amor Vincit Omnia был мой девиз.

Я читал разные книги. Одни соглашались со мной, другие с Татьяной Лариной. Даже сам Пушкин, из-за привязанности к своей любимой героине, потерял уважение в моих глазах, и я никогда не читал его произведений, если их не задавали в школе. В юношестве нет полутонов, поэтому весь мир очень четко делился на два. Один – это мир хиппи, цветов, романтики, рок-н-ролла и всепобеждающей любви, другой – мир скучных правил морали, устоев общества и классической музыки. 

Один мой, другой Татьяны.

Я презирал Татьяну Ларину и ее мир.


 


 

III

Взрослое восприятие

 Романа я больше не читал. Острое впечатление от оригинального текста постепенно гасили всевозможные интерпретации – опера Чайковского с 90-летними Ленскими и полногрудыми Татьянами, стебная постановка в Театре на Таганке с придурковатым Пушкиным, американский фильм, где очень крупно и красочно показано, как вылетают алые мозги Ленского на белый снег, Татьяна смачно трахается со своим калекой-генералом, а Прасковья Ларина предлагает Онегину “не хотите ли еще брусничной воды?”.

И все нормально, все в порядке вещей, потому что давно уже все равно. Какая разница-то? Все мы с возрастом становимся холоднее и циничнее. Даже интересно, с научной точки зрения, – если бы моим первым знакомством в 12 лет с “Евгением Онегиным” стала бы не восьмая глава, а, скажем, этот американский фильмец – что было бы? У меня порой такое ощущение, что я вырос бы тогда кем-то другим. Человек порой формируется под воздействием таких фантастически маловероятных стечений обстоятельств!

Совсем недавно я познакомился с еще одним прочтением классического текста. Зачем-то, я купил четыре аудиокассеты, на которых записан голос Иннокентия Смоктуновского, читающего роман. Сразу было понятно, что эта интерпретация ближе к оригиналу, чем все предыдущие, вместе взятые. Слушать я мог только в машине, но отрывками и совместно со случайными попутчиками не хотелось. Я ждал подходящего случая.

8 марта 2002 года я поехал в Рязанскую область и взял эти кассеты. Это было необыкновенное путешествие! Дорога и роман наложились друг на друга удивительным образом. Просыпающаяся от зимней спячки родная природа - суровые, еще заваленные снегом, еловые леса под Шатурой,  бескрайние поля под Касимовым, с пробивающимися из-под снега озимыми, Ока, только что освободившаяся от ледяного плена, были лучшими иллюстрациями к лучшим стихам на родном языке. Как давно я не видел этих полей! Как давно я не слышал этих строк! Но я смотрел в поля и узнавал каждую травинку, я вслушивался в строки и узнавал каждое слово. Потому что все это внутри. (“Мы же русские, Танька!”)


 

Но хватит эмоций. Я собирался писать о своем третьем, взрослом восприятии текста. Нет, я так и не смог понять общепринятое восхищение Татьяной, но и Онегина я больше не оправдывал. И конечно мир больше не делился для меня на две половины, он вообще перестал делиться.

Роман “Евгений Онегин” написан о человеческой слабости и трусости, которые и губят всех его героев. Об общечеловеческой слабости и трусости, потому что главные герои – люди как раз очень сильные. Сильные, но -

Онегин, покоривший весь Петербург, не смог справиться с шестнадцатилетней девчонкой. Испугался ее и ее первой, страстной, горячей любви. Не решился взять на себя ответственность.

Случайно вас когда-то встретя,
В вас искру нежности заметя,
я ей поверить не посмел

Ленский не справляется с глупейшей ревностью, и оба – и Евгений, и Владимир боятся позора, общественного мнения. Боятся запятнать свою честь. Стреляться из страха. Что может быть нелепее?

А Татьяна? Да, она держится долго, очень долго. Татьяна оказывается сильнее остальных. Но и она сдается. Только не в конце восьмой главы, когда произносит знаменитое "другому отдана" как я считал раньше. Разве могло все быть по-другому? Ведь скажи она тогда “да, я люблю тебя, Женечка! Увози меня скорее отсюда”, не были бы они счастливы, как мне казалось в детстве. Не то, чтобы за эти годы я нашел ответ вроде того, что “нельзя построить свое счастье на несчастье другого” (в смысле бедный генерал будет сильно страдать) или “браки заключаются на небесах, и супружеская измена карается по небесным законам”. Нет, я не нашел ответа, но с тех пор я сам немного пожил и просто знаю, что так не бывает. А фраза “да, я люблю тебя, Женечка! Увози меня скорее отсюда” - это уже не героиня Пушкина, это героиня Достоевского. Настасья Филипповна из “Идиота”, Лиза из “Бесов”, Груня из “Карамазовых”, да там все такие. И что, хоть одна из них была потом счастлива?! Ни одна.

Нет, Татьяна сдается раньше той, столь ненавидимой мной в детстве, последней сцены романа. Она сдается еще в седьмой главе, когда поддается на уговоры матушки поехать в Москву и выйти замуж. Сильная во всем, она не смогла выдержать слез матери.

А счастье было так возможно,
Так близко!.. Но судьба моя
Уж решена. Неосторожно,
Быть может, поступила я:
Меня с слезами заклинаний
Молила мать; для бедной Тани
Все были жребии равны...
Я вышла замуж.

Что же получается? Сильные, красивые, умные, талантливые люди, которые устояли бы перед любым пороком, не смогли устоять, и были побеждены добродетелями! - порядочным отношением к невинной девушке, защитой чести невесты, выполнением просьб матери, супружеской верностью.

Таково мое третье восприятие.

Теперь, мне просто жаль Татьяну Ларину и остальных.

 


 


 

IV

Больное восприятие

 

Осталось два вопроса –

  1. Почему герои романа не были бы счастливы, если бы в конце восьмой главы Татьяна отдалась Онегину?

  2. И вообще, для чего восьмая глава, если все герои сдались, духовно или физически умерев, уже к концу седьмой?

На последний вопрос можно ответить так – физическая смерть, она понятна и так, а смерть духовную надо еще читателю наглядно показать. Но вот первый вопрос… О брошенном генерале Татьяна забыть не сможет это понятно, но не это главное. Тут другое, проблема скорее не в ней, а в Онегине. Ведь что, если правда то, чему меня учили в школе? Татьяна ему не нужна была в 16, но так понравилась в 24 потому только, что вращалась теперь в высшем свете, а не в провинции, носила бархатные платья, а не льняные сорочки, была замужем, а не девицей.

Нет! Не верю я в это. Плевать на возраст и обстановку - 24 или 16, деревня или столица, с мужем или без – какая разница! Здесь все гораздо тоньше. Они не были бы счастливы потому, что Онегину не нужна Татьяна-любящая. Он отказался от нее такой. Онегин не смог бы любить Татьяну-любящую, а не любя, никогда не был бы с ней счастлив, потому что он не из тех, кто умеет привыкать. Онегину нужна была Татьяна холодная, надменная, недоступная. Только в такую он мог быть по-настоящему влюблен.

Она его не замечает,
Как он ни бейся, хоть умри.

Ответа нет. Он вновь посланье:
Второму, третьему письму
Ответа нет.

У! как теперь окружена
Крещенским холодом она!
Как удержать негодованье
Уста упрямые хотят!
Вперил Онегин зоркий взгляд:
Где, где смятенье, состраданье?
Где пятна слез?.. Их нет, их нет!
На сем лице лишь гнева след...

Сомненья нет: увы! Евгений
В Татьяну как дитя влюблен;

 

Но ведь и Татьяна сама точно такая же! Если вспомнить ее историю – романтичная девушка, выросшая исключительно на книгах, без какого-либо реального опыта, мечтающая о любви. "Душа ждала … кого-нибудь". Подвернулся молодой повеса, раньше времени уставший от жизни. Обычная, вроде бы, история. Но после объяснения с Онегиным, когда он сковывает льдом ее жаркое неопытное чувство, и только после этого Татьяна начинает любить по-настоящему! И еще много-много лет задумчиво бродит по Его земле, смотрит на Его дом, читает Его книги. Получается, Татьяне тоже нужен был для любви тот, кто отвергает ее

Я плачу... если вашей Тани
Вы не забыли до сих пор,
То знайте: колкость вашей брани,
Холодный, строгий разговор,
Когда б в моей лишь было власти,
Я предпочла б обидной страсти
И этим письмам и слезам.

 

Разве такие люди могут быть счастливы?

 


 


 


V

Эпилог

Все эти мысли появились уже потом, много позже. А в тот ясный весенний день я просто ехал по Рязанской области и просто слушал Пушкина. Без рефлексий. Посередине пути есть городок Тума, посередине романа – описание сна. Я остановил машину как раз в том месте, где медведь перенес Татьяну через ручей. Я зашел в знакомый магазинчик - единственное место на земле, где еще торгуют Яблочным Шацкого розлива. Приветливые продавщицы, привыкшие ко мне и моим запросам, начали наперебой расхваливать весь ассортимент знаменитого ЛВЗ. Я выбрал, купил еще что-то в дорогу, расплатился и почему-то решил в первый раз поинтересоваться – как же зовут милых барышень. “Лена”. “Таня”. Нет, я даже почти не удивился. Молча вышел на улицу, облазил всю торговую площадь, но все-таки нашел последний(!) розовый цветок во всем городе, вернулся и подарил его той, которую звали Таня.

Так начинался Фетиш.

На дворе стояло восьмое марта 2002 года. Ровно год, как мы с Ваней впервые услышали Таню “Ленинграда”. До появления Тани в моей собственной жизни оставалось менее двух месяцев.


 

FETISH-CLUB