Самое яркое и самое первое мое впечатление от Евгении Валентиновны такое. Я была маленькая, и когда в детский сад не ходила, гуляла во дворе. И познакомилась там с "тетенькой", которая гуляла с маленьким сыном (Сашкой). Это было очень весело, она была такая клевая. А потом я пришла в школу - батюшки, и тут она! Для меня был прямо шок, что учительница может быть одновременно мамой, тетенькой во дворе и вообще - живой. Сначала думала, обман зрения: ну, не может такого быть. Она же моя соседка, я в четвертом подъезде живу, а она в третьем. Ходила, разговаривала со мной, как будто ей интересно. И тут – в школе? Я даже не здоровалась поначалу, была уверена, что «обычные соседи учителями в школе не работают». Классе в 4-5 отношение к учителям было именно такое – небожители. Это чуть позже, сходив в несколько походов, понимаешь, что все мы люди. 

Евгения Валентиновна всегда виделась мне двигателем, динамики которого хватало на все. Нет, не так: именно на то дело, которому она себя посвящала. Это был какой-то невероятно взвешенный, но при этом очень энергичный подход. 

Например, Педклассы. Это же была гениальная авантюра Эткиной! До нее дело обстояло так. По вторникам старшие классы должны были идти на УПК. Мальчики там шоферили, девочки занимались какой-то лабудой. А она придумала, что чем вот это все, лучше сделать свое собственное УПК. И ничем не хуже, если кто-то решит стать педагогом, а не машинисткой или водителем. Так организовался педкласс. Софья Филипповна была вторым организатором, но двигателем была Эткина. И школьники (скорее школьницы) реально по вторникам занимались как бы педагогикой. Потом даже практику проходили – ставили с младшими классами спектакли для конкурса театральных постановок. Так Маринка Черноморова из этого педкласса поставила с нами очень пронзительную «Снежную королеву». 

А с самой Евгений Валентиновной я тесно столкнулась, пожалуй, только один раз: когда она взялась за постановку «Жизни Галилея» Брехта с выпуском 1988 года. Она повесила на школьном стенде плакат – «Для участия в постановке приглашаются все желающие». Я пожелала, а Евгения Валентиновна не смогла отказать, это же была ее идея приглашать всех желающих. Куда приткнуть шестиклассницу во взрослом спектакле? 

Меня взяли на роль, которая занимала от силы минуту, но роль была со словами! Мы с Евгенией Валентиновной Эткиной изображали население чумного города, и нам достались заполошные крики из темноты. Это, видимо, символизировало основной ужас чумы, и мы с Евгенией Валентиновной справились. Ужас был неистовый и громкий. 

Моё «явление» было в первой половине спектакля. Всё остальное я досматривала из-за сцены, куда тихонько прокрадывалась под покровом чумового затемнения. Это было самое завораживающее – театр изнутри. Как же плакала Марина Исаева, упавшая в темноте со сцены на свалку реквизита, как Евгения Валентиновна одними глазами умоляла сидеть тихо, как вбегала Каринка Арзуманова, чтобы через полминуты оказаться на сцене уже состаренной на 15 лет. Её волосы были щедро посыпаны пудрой. Седина и черная юбка в пол – театральная иллюзия возраста. 

Даже в организации школьной постановки, Евгения Валентиновна повела себя исключительно по-своему. Участники спектакля должны были не собирать деньги по родителям на костюмы-декорации, а заработать их. Такая была у нее «фишка». На протяжении учебного года десятиклассники убирали спортивный зал, каким-то образом получая за это от школы деньги. Сами заработали, сами все оплатили, и тут я опять пригодилась – меня отправили покупать ткань, чтобы обить ею школьные ширмы. 

Отправляли, как на подвиг. Наверное, шестиклассница не внушала доверия – поедет не туда, купит не то, деньги потеряет и так далее. Но что мне было еще поручить? И когда я все-таки добралась до школы с заветным свертком, примерно половина взрослой труппы встречала меня чуть ли не овациями. Евгения Валентиновна умела поставить дело так, чтобы ученик почувствовал себя нужным, а значит, ему было бы хорошо. Да что там – просто очень здорово. 

В этом, безусловно, какая-то тайна педагогического мастерства. И хотя я не была у нее ни на одном уроке, все равно всегда понимала – Учитель. . 

ЛЕНА МИНУШКИНА