Мусульманин (впечатления от фильма Владимира Хотиненко) |
Ислам не знаю почти совсем. Помню только несколько эпизодов – покупку Корана в букинистическом магазине МГУ на 1 курсе и тщетные попытки его читать. Помню, как в новогоднюю ночь, уже под утро – часа в четыре, у нас открылось «второе сознание» и захотелось какого-то духовного эксперимента над собой. Треть гостей спала, треть бегала за водкой, а мы вчетвером сидели на кухне и часа полтора читали вслух суры Корана. Как будто что-то даже поняли. Отчетливо врезалось в память, что 113 сура называется «Рассвет». В последующие года два в шуточках-для-своих устойчиво жила такая – «ну что, мы уже достигли того состояния, чтобы Коран читать?», «Слышал, вчера пили всю ночь. Коран читали?» Думали продолжить традицию Бхагавад-Гитой. Не сложилось. Позднее, курсе на 3-4, мне в руки попали изречения исламских суфиев. И, хоть и знал всегда, что все религии говорят об одном и том же разными словами, но все равно был немало удивлен не только параллелями с христианством, которое ислам формально продолжает, но и с идеями Востока, вплоть до японского Дзен-буддизма.
Фильм понравился. Но Он, конечно, совершенно не про ислам. Кроме внешней обрядовости – ничего. Герой Миронова вполне мог приехать австралийским язычником, если бы воевал там. В религиозном аспекте эта, в целом верная, но уже слишком популяризованная и затасканная, идея экуменизма в фильме выражена достаточно прямо и незатейливо. Мысль о том, что лучше Бог с любым именем, чем Сатана с долларами, тоже не нова, и в фильме мне показалась слишком навязчивой. Баксы, плывущие по реке, которые все ломятся собирать, тоже уже миллион раз в кино видели. По драматургии, - завязка интересна, но потом история сильно разжижается и идет раза три по одному и тому же кругу. «Брат, выпей водки на могиле отца» - «Не могу». Это сильно. «Сын, пойдем воровать комбикорм» - «Не могу» - «Я знаю, что плохо, но мы именно так всю жизнь живем». Это сильно. Но «Брат, целуй икону!» - «Не могу» - хрясь по морде. – Это уже гротеск. В это уже не веришь. В третий раз вместо КОНФЛИКТА – штамп. Причем штамп образца XII века – Борис и Глеб, Святополк, усобицы. Для «Жития Михаила Черниговского» это было нормально (когда он в Орде отказался признать Аллаха), но это не история ветерана Афгана. Ну хорошо, такой разворот истории в обратную сторону через 1000 лет Крещенной Руси. Допустим. Но когда в финальной сцене вновь – «Перекрестись!» - «Не могу» - бах пулю в живот. Это уже слишком. Слишком вычурно. Слишком искусственно. Больше всего из режиссерских находок понравилось, как незнакомец-убийца пьет портвейн. В гостинице нет стаканов. Администрация выдает баночки. Как для анализов. Он стоит с бутылкой и этой баночкой. Пьет. Но тут замечает за забором – трое алкашей с такой же баночкой. Он не может как все, он не хочет быть как они все, быдло. Он, этот будущий убийца, возвращается в номер и проводит замысловатый технический эксперимент – нагревает вверх бутылки над огнем, потом опускает его в холодную воду – стекло аккуратно лопается, и он пьет из остатка бутылки. То есть, он вроде не как быдло, но пьет при этом тот же самый портвейн. К тому же в одиночку. Вот это сильно. Это надо уметь. Это работа режиссера – показать суть человека без единой объяснительной реплики.
Очень резанул образ русской деревни. Гротескное пьянство. Хотя, конечно, ближе к правде, чем сериал «Участок». Здесь хотя бы по смыслу верно. Но не по форме. Жуткая сцена в магазине. «Засунь свой поганый язык себе в задницу». Может, ничего особенного – другим нормально, но я вырос в деревне, я знаю, поэтому мне режет. Ругаются, ссорятся, бранятся, словечки ого-го бывают. Но ТАК не говорят. Это чисто городское. Вообще, верно передать дух русской деревни конца XX века в кино, наверное, невозможно. Я не видел ни разу. Так и в этом фильме нет ни одного настоящего крестьянина. Нарочитый сосед алкаш – точно нет. Мать (Усатова) хороша. Очень умело передана простота и ум, но неудачно – тоска. Крестьянская тоска. Миронов – не от мира сего, понятно. Балуев – полностью в своей роли, но это «убью!» бывшего зека выдает образованного человека (о Достоевщине потом). Пастух-урод – отличный художественный образ! Только ненастоящий. Все кино. Как, вобщем-то, и должно быть. Настоящих крестьян в фильме нет, но какая-то верная нота, интонация Хотиненко удалась. Мне никак не пройти мимо Деревни. Это моя вторая Родина. Практически у нас на глазах они тонули по пьяни в озере, угорали по пьяни в банях. И с одной стороны - Дядя Миша, добрейший человек, пастух, знакомый со всей нашей семьей, принятой и дедом, и доверительно общавшийся с матерью, привязанный и ко мне, и к сестрам – по пьяни ссориться с приезжим гостем у соседей, идет домой через всю деревню, берет нож, идет обратно через всю деревню, где играют дети, катаются на велосипедах, рвут смородину, и режет его насмерть. По возвращению из тюрьмы через 6 лет живет точно также, общаясь со всеми – чего в жизни не бывает. А с другой стороны - Дядя Жора. Весельчак и балагур, непросыхающий алкаш, тракторист, золотые руки, помогавший дедушке с бабушкой с новым домом, возивший нас всю жизнь на своем тракторе до станции, пытающийся обучить меня в 14 лет общению с девушками, при этом ворующий у собственного брата канистру с бензином в полпервого ночи – везет по пьяни колхозницу в прицепе в сельсовет, переворачивается вместе с прицепом, и, считая, что убил ее, уходит в лесок за огородами и вешается на собственном ремне. (Колхозница жива и невредима). И эти две истории – Миши и Жоры. Вот они для меня образ Русской Деревни. Со всей ее болью, весельем, хмельным туманом, добротой, совестью и полным безразличием к человеческой жизни.
Сильная игра главных героев. Хоть крестьян из них не вышло, но это не мешает истории. История, конечно, не про экуменизм, противостояние религий на десятом месте. Главное - взаимоотношение братьев. И вот главный вопрос – А кто они? Ответ пришел сам собой. Началось с брата Федора (Балуев). Я смотрел и думал – кто это? Кого он играет? Что-то же до боли знакомое.. Это пьяное шумное выбегание из дому в распоясанной рубахе с замахиванием топора – Откуда? Да конечно! Вот она – Достоевщина! Вот она – Карамазовщина! Вот он сам – Дмитрий Карамазов. Наследник своего отца. (Отца звали Федор?) Такой же бестолковый, беспутный, отвязный, разнузданный, но на срез – чистый. Он кричал «Убью!», но не он убивал. Если немного поразмыслить, то вырисовывается и третий брат – Иван Карамазов. Это тот самый чекист-политрук. Он также, как и Иван, для всех чужой в этой деревне. На своей «девятке». Он самый рациональный, образованный и здравомыслящий. Ну а его последний монолог у костра о Новом Завете – прямая аллюзия с «Великим Инквизитором». Та же гордыня. Желание понять Христа рациональным умом. И черная бездна, от осознания того, что это невозможно.
Вот так. Можно любить Достоевского, можно не любить, но нельзя пройти мимо того факта, что прошло более ста лет, а он как стоял в основании отечественной культуры, так и стоит. А образы, вышедшие из под его пера – толи так точно угаданы, что действительно лежат в основе русской души, толи так хорошо усвоены, что современные авторы не могут придумать никаких других.
* * * На самом деле, все что написано выше – сочинение-на-тему, мысли, пришедшие по ходу. Но если спросить – а затронул ли Фильм меня, лично меня чем-то всерьез? Вот чтобы до глубины души. Да, затронул. Чем? Я могу ответить чем – одной строкой в финальном барабане. Самые сильные кадры в Фильме это молитвы Верующего в чистом поле на берегу Реки. Действие в этих местах замирает – просто «планы натуры». Молитва. И в эти минуты сознание зрителя отвлекается от сюжета и обращается вовнутрь. Это было в моей жизни. 2001-2002 год. Год разочарований и поиска. В сентябре судьба занесла нас с двумя близкими друзьями в Рязанскую область. (По следам Есенина). Мы заночевали в одной деревне за Касимовым. Потом все вернулись, а я никак не мог выкинуть эти места из головы. С одной стороны, жизнь совершенно не складывалась и не склеивалась. Все, что раньше грело и вселяло надежду, заглохло. Москва опротивела. А с другой – внутри что-то рождалось, кипело, бурлило, как в спящем вулкане, с каждым днем грозясь вырваться наружу. Я чувствовал в себе мощную энергию, но не имея никакого организующего начала, никакого понятия – как дальше жить, справедливо боялся, что она выплеснется дико и хаотично. В результате я ездил в тот год в Рязанскую область семь раз. Уже один. Я проводил там все праздники – 7 ноября, Новый год, 8 марта, май. Я бродил в одиночестве по бескрайним просторам Рязанской земли и изучал ее, столь непохожую на мою родную Псковскую. Реки вместо Озер, Поля вместо Лесов. Быт крестьян. Дороги, коров, собак, способы заготовки сена, проводил водопровод – рыл колодец! Пытался обучать 30-летнего увальня английскому языку. Возил ему книги из города. В голове всерьез маячила мысль, что я мог бы здесь жить. Что я мог бы быть полезен здесь. Вот такое было странное время. Но главное конечно Река. И сама Ока, и ее приток – Мокша. Река, которая не могла не привлечь меня одним своим названием – Moksha на санскрите «Освобождеиие». Одно из ключевых понятий буддизма. (Как тут не вспомнить Гребенщиковское – «ой, Волга, Волга-матушка – буддийская река!») Река совсем не похожая на нашу Великую – узенькой протокой соединяющую Великие озера, ручейком петляющую между корней вязов, весело журчащую по коровьим бродам и задумчиво кружащую в тихих лесных омутах. Нет, это была широченная Река, прямая, как дорога из никуда в ниоткуда. Чужая, незнакомая, манящая. Я верил, что смогу найти в ней свое Освобождение. Очень похожая Река в Фильме. Похожие просторы. И очень похожи эти молитвы на берегу. Там Ислам, здесь Буддизм. Мокша течет в Рязанскую область из Мордовии. Оттуда и нерусское название. Посреди русской деревни вдруг возникает что-то нерусское, нехристианское. Иная религия на берегу Реки. И вот здесь, вот очень близко уже ключ к тому – что для меня этот Фильм. Сейчас попытаюсь выразить. Так бывало. Всего несколько раз в жизни, но бывало. Когда остаешься с природой один на один и, вдруг она теряет все национальные черты. Это легко себе представить на берегу Моря или ночью – под звездами. Когда перед тобой Бездна и ты волей-неволей чувствуешь Бога. Но несколько раз так бывало и в родной средней полосе, когда привитые с детства белые березки, зеленая травка на холме, синяя излучина реки, желтая дорога, голубое небо растворяют в себе русскость, и становятся просто-Природой, в которой растворен просто-Господь, у которого больше нет национальности и имени, потому что они ему не нужны. Это моменты истинного Единства. Об этом фильм. Для этого молитвы на фоне природы, а не в храме, мечети. Не в горах, не у моря, не в городе, а именно на фоне родной природы. Для этого Мусульманин. Он мог быть любой религии, это не имеет никакого значения. Он Мусульманин, чтобы подчеркнуть, что конфессия здесь совершенно не важна.
И последнее. Когда фильм закончился, я не выключил, а, без всякой мысли что-либо найти, глядел финальные титры. И в них прочел – «Фильм снят в Касимовском районе Рязанской области»
21.Ночь.Январь-2005
|
|
|
|
|