Виктор Цой
/ Дождь и Троллейбус /

 

30 лет назад я ничего не знал о трагедии. 15 августа 1990 года я был в карельском байдарочном походе и старший товарищ просвещал меня: "Наутилус" твой это неплохо, только есть кое-что гораздо сильнее. Слышал про Виктора Цоя? Я вот был недавно на их концерте. Давай вместе сходим, как вернёмся в Москву!" Мне 12 лет, ему 15, и это авторитет - да, конечно я бы с радостью тоже пошел на этот концерт, хотя не слышал пока ни одной песни. Но по возвращению в Москву через неделю выяснилось, что на концерт Цоя ни я, ни товарищ и никто другой никогда больше не пойдет.

«Скоро кончится лето, это». Лето 1990 года кончилось досрочно - 15 августа. В резко наступившей осени все советские издания писали о группе "Кино" - правительственная "Искра", диссидентский "Огонек", журнал для подростков "Костер" - все, как умели, отражали свет Звёзды по имени Цой. Одна за другой выходили песни будущего "Черного альбома". Хорошо помню, как делал домашние задания под радио SNC, чтобы не пропустить момент, когда зазвучит новая песня "Кино", и тогда успеть записать с эфира на заранее вставленную и перемотанную в нужное место кассету "Кукушку", "Муравейник", "Красно-желтые дни". Вся Москва пела - каждый киоск у метро, каждый двор, каждое окно. Не было другой музыки, кроме "Кино". Эпоха нашла свое отражение и, как медуза, застыла в нем. Эти песни - застывшие слепки того неустойчивого, порывистого времени, времени перемен.

Я вряд ли могу назвать себя современником Виктора Цоя. Ведь современник великого человека - это тот, кто самостоятельно осознает его значение при жизни, а не потом, когда о безвременно ушедшем гении написали во всех газетах. А я при жизни Цоя ничего о нем не знал. Разве что та неделя после 15 августа, когда я, вдохновленный рассказами старшего товарища в карельском походе, успел проникнуться до того, как трагическое известие догнало меня. Так, может быть, современник великого человека – это тот, кто пережил известие о его смерти?

В юности песни Цоя идут прямо в горло, безо всяких объяснений. Теперь же можно их и проанализировать. Вот пара наблюдений самых последних лет.

 

== 1. ОБРАЗЫ ==

Кажется, что некоторые поэты пишут просто, некоторые сложно. Простота эта мнимая, разумеется. Что сложнее - написать «просто» или написать «сложно»? Что красивее, что лучше? Эти вопросы лишены смысла. Одно бесспорно - в начале каждого принципиально нового явления обязательно стоит поэт, пишущий просто. Потому что он изобретает новый язык, а язык (как палитра) это всегда набор простейших элементов. Язык – это то, чем смогут пользоваться другие. Поэтому сначала Пушкин, потом Мандельштам, а не наоборот. Сначала Битлз, потом Пинк Флойд, а не наоборот. Сначала Булат Окуджава, а потом Михаил Щербаков.

Поэзия Виктора Цоя не только принадлежит к разряду простых, но автор намеренно и упрямо минимизирует свою изобразительную палитру. Это прием. В этом он дошел до совершенства, и его творчество невозможно повторить, как невозможно второй раз нарисовать «Черный квадрат».

Можно распечатать все тексты группы «Кино» и пометить цветными маркерами пару десятков самых употребительных слов – четыре времени года, четыре отрезка суток, три типа небесных светил, слова «танец», «вино», «окно», «сны», «камень», «книга» и т.д., то на распечатанных листах не-цветных страниц просто не останется. Например, слово «машина» встречается пять раз

«Здесь трудно сказать, что такое асфальт // Здесь трудно сказать, что такое машина»

«Я люблю ночь за то, что в ней меньше машин»

«На холодной земле стоит город большой // Там горят фонари, и машины гудят»

«Начинается новый день // И машины туда-сюда»

«Друзья один за одним превратились в машины»

Каждый образ как бусина определенного цвета, а каждая песня – как фенечка. Бусины те же, и стиль единый – не спутаешь, но двух одинаковык фенечек нет.
Один из интереснейших образов у Цоя, это Дождь. В отличие от неизменных «Звезды» и «Лета» «Дождь» у него бывает разный. И не просто так именно с этого слова начинается самая первая песня самого первого альбома.

#1 Дождь идет с утра // Будет, был и есть.

#2 Третий день с неба течет вода // Очень много течет воды.

#3 А с погодой повезло — дождь идет четвертый день

#4 Метеоролог сказал, дождь будет недолго.

#5 Уже капает с крыш и прошел первый дождь
И на улицах плюс и весна так близка

#6 Летний дождь наливает в бутылку двора ночь.

#7 И стучит пулеметом дождь // И по улицам осень идет

#8 А когда мы разжигали огонь // Наш огонь тушили дождем

#9 Танец на улице, танец на улице в дождь,
Зонты, раскрываясь, звучат словно выстрелы ружей

#Кругом водосточные трубы играют
И мокра от дождя, как на клумбе трава, голова

#Каждой звезде — свой неба кусок,
Каждому морю — дождя глоток

#10 Опять идет дождь // Опять я вижу странные сны

#11 Зерна упали в землю, зерна просят дождя // Им нужен дождь

#12 Ночь пришла, за ней гроза // Грустный дождь, да ветер шутник

#13 За окнами дождь // Но я в него не верю

#14 И я не знаю точно, кто из нас прав,
Меня ждет на улице дождь, их ждет дома обед.
И если тебе вдруг наскучит твой ласковый свет,
Тебе найдется место у нас, дождя хватит на всех

#15 Ты уже слышал отбой // Просто дождь бил по крыше твоей, генерал

#16 Мы хотели пить, не было воды.
Мы хотели света, не было звезды.
Мы выходили под дождь // И пили воду из луж

#17 Я хотел идти дальше, но я сбит с ног дождем

#18 Танец и дождь никогда не отпустят тебя

#19 Попробуй спастись от дождя, если он внутри

#20 Я пьян, но я слышу дождь, дождь для нас...

 

== 2. КУМИРЫ ==

Это наверное, вполне обычное дело, когда в творчестве кумира своего поколения видишь черту всего поколения. И не всегда приятную, иногда и отталкивающие. Пару лет назад после десятка лет перерыва внимательно переслушал целиком серединный альбом "Это не любовь". Как же точно там выражено противоречивое мужское отношение к своей спутнице, которому все мы невольно подражали, ну или пытались подражать. Его невозможно описать иначе, как только оксюмороном. Например, "робкая грубость" или "брутальная трогательность".

С одной стороны:

"Уходи, но оставь мне свой номер - я, может быть, позвоню"
"Ты хочешь, чтоб ты пела, а я тебя слушал"
"Ты выглядишь так несовременно рядом со мной"

А с другой стороны:

"Но она давно уже спит там, в центре всех городов"

Или вот это, самое шикарное:

"Ты живёшь на 4-ом, а я на 6-ом // И обёртки от конфет пролетают за окном" ( Кто из двоих при этом ест конфеты, непонятно. Можно предположить, что здесь герои "Восьмиклассницы" поменялись ролями.)

И все это - и комичное от неуверенности, и от той же неуверенности намеренно грубое, все это, хоть и неприятно, но точно. И мы сами, и многие наши знакомые копировали эту манеру и попадали в те же ловушки.

 

== 3. ТРОЛЛЕЙБУС ==

Мне почему-то никогда раньше не приходила в голову очевидная мысль, что «Троллейбус, который идет на восток» это ориентированный алтарем именно в эту стороны света христианский храм. В византийской традиции храм интерпретировался как корабль (якоря на куполах), а в наше безбожное время корабль сжался до размера холодного троллейбуса с «ржавым мотором». Герой зашел в храм случайно, как и другие люди вокруг него. Кто эти люди ему – «братья»? Или «Седьмая вода»? Или «Соседи»? Они понимают, что «тонут», хотя вроде бы «знали, где брод», но забыли «путь» к нему. Они стоят на литургии, не понимая произносимых слов, они переминаются с ноги на ногу, «гадая, какой может быть прок» в этом странном мероприятии. Все, что им доступно в храме это «с надеждой глядеть в потолок» на паникадило и фрески. И вот оказывается, что даже этой малости, этого «горчичного зерна веры» хватает, чтобы заметить показавшуюся «на долю секунды Звезду».

На самом деле Звезда показалась не на долю секунды. Звезда всегда на своем месте вот уже две тысячи лет. А ты не видел ее, потому что облака закрывали от тебя ее небесный свет. И твой храм-троллейбус идет по городу, который все две тысячи лет живет под светом этой Звезды, не замечая ее. Поэтому в городе неспокойно, между землей и небом война, «не мир, но меч». Но только красная, как вино, кровь, согретая светом Звезды, умереть не может и «через три дня она снова жива». И Цой жив.

Хотя «жизнь» - только слово.
Есть лишь любовь и есть смерть

И почти гефсиманский окрик отчаяния: «Эй, а кто будет петь, если все будут спать?!»

Все бытовые образы становятся бессмертными как только восходят к библейским.

 

 

 

другие тексты