«Они зовут его Раскольников»
За время обучения в школе в этот город нужно приехать как минимум дважды. В первый раз приехать в него как в ПЕТЕРБУРГ – город начала столетий, восемнадцатого – с его безумной волею Петра и невскими водами, девятнадцатого – с его дворцами, фонтанами и пушкинским лицеем и двадцатого с его Авророй и Смольным. Ходить по величественным соборам, музяем, театрам. А во второй раз, уже в старших классах, нужно приехать еще раз, но уже как в ПИТЕР – город конца столетий, город героев Достоевского и Русского Рока. Ходить по стылым проспектам, чужим подъездам, кладбищам. Вот так два раза съездить, а потом всю жизнь ломать голову – как это все совмещается в одном месте.
Отчетливо понял я эту двойственность только после работы над заказанным мне фильмом о школьной жизни параллели выпускников прошлого года – у них было именно две такие, совсем разные поездки, из которых и получились две совсем разные главы – «Петербург» и «Питер». И только потом, как это обычно и бывает, я вспомнил, что и мои две первые поездки в город на Неве были в точности такими же. Только без школы – в 3 классе с мамой в … он тогда еще назывался Ленинград, а Царское село городом Пушкин, но было все, как надо, – и Лицей, и Мойка-12, и дворцы, и каналы, и даже горящие ростральные колонны на праздновании 70летия Октябрьской революции. А в 10 классе я поехал уже самостоятельно, и знать не знал про существование таких интересных объектов, как «Квартира старухи процентщицы» или «Окно Сонечки Мармеладовой». Я просто нашел на схеме метро станцию «Сенная» и поехал туда.
Сенная площадь в начале девяностых вся была перегорожена какими-то жуткими заборами, за которыми даже и домов видно не было, и рядом косых унылых ларьков перед этим забором, в которых продавали спирт «Рояль», поштучные сигареты и гремела чудовищная музыка. Там-то я и встретил Раскольникова. Шагая вдоль ряда ларьков (больше рассматривать на Сенной было нечего), я поравнялся с одним из них, который был чуть побольше, из него раздавался звон монет или жетонов – уличный павильон игровых автоматов. В этот момент из него стремительно вылетел человек, обернулся в полный круг, выхватил взглядом из толпы меня и также стремительно подошел, уже на ходу начиная разговор. Бывают такие мимолетные встречи, которые даже при плохой памяти на лица и детали, помнятся отчетливо по тому впечатлению, которое они оставили. Молодой человек, лет 24, высокий, тонкий, в черном длинном пальто, не гопник, не бандит, лицо умное, даже интеллигентное, но главное – взгляд, безумные глаза, глаза одержимые идеей, глаза несочетающиеся с лицом. Ему нужны были деньги, совсем немного, всего десятка (или 100, или 1000 – сейчас уже не помню цен того года). И это не просьба милости, а очень дельное предложение, потому что он только что понял, как эти автоматы работают, и если сейчас поставить, то обязательно выиграем, причем много, и выигрыш разделим пополам. Он бы сам все сделал, но, пока экспериментировал, проигрался в полный ноль. Он все это говорил очень-очень быстро, очень подробно, очень горячо и убедительно, а я не мог от него просто отмахнуться, потому что не мог оторвать свой взгляд от его безумных глаз, они меня гипнотизировали, давили, вжимали в землю. Он никак мне не угрожал, но пугала именно его одержимость, его абсолютная уверенность в собственных словах, что вот он сейчас пойдет и все выиграет, что он действительно разгадал секрет. И поэтому, когда я отдал ему какие-то предпоследние свои деньги, он почти потащил меня играть вместе, чтобы разделить выигрыш, в котором он не сомневался, и, кажется, искренне огорчился, что я все-таки не пошел, преодолев мимолетное искушение. «Так кто же это был? – уже на эскалаторе метро, отходя от шока, соображал я – Да ведь это вы и были, Родион Романович. Вы и были-с…»
Когда я доехал до Лавры, уже смеркалось, был промозглый ноябрь. До закрытия кладбища оставалось всего полчаса, и я спешил, хотя не знал дороги. «Ничего, если нашел Раскольникова, то наверное уж найду и Достоевского» – «Ваш билет!» – «Мой билет?» – «Да, билет. Где ваш билет?» – «Мой билет куда? На кладбище?! Вы смеетесь?» – «Александроневский мемориал – памятник истории и культуры. Здесь нужен билет! Вон в том ларьке касса, билет стоит десять рублей (или 100, или 1000 – сейчас уже не помню цен того года)». Я ушел. Платить за вход на кладбище или в храм мне и тогда уже казалось странным. То ли дело, подарить просто кому-то на площади.
С тех пор я так никогда и не был на могиле Достоевского. Увидел ее впервые только теперь, в собственном фильме о школьной жизни другого поколения. Спустя двадцать лет они прошли тем же маршрутом, только ведомые знающими наставниками не «мыкались ощупью», как я, а посетили все нужные квартиры, подъезды, осмотрели все виды из окон героев романа. Я это все увидел только на экране монитора.
И все же, думаю, мне повезло. Та встреча на Сенной подарила мне очень явное и наглядное ощущение того, что Достоевский это не вымысел, а его герои реально живут вокруг нас, а, может, и внутри нас. Часто так бывает, что по-настоящему почувствовать живое прошлое того или иного города, страны, явления можно не в музеях и дворцах, где все давным давно продезинфицировано, а там, где вокруг протекает живая современная спонтанная жизнь.
Сергей Павловский,
22 февраля 2017 г.
ССЫЛКА НА ФИЛЬМ "ИНИЦИАТИВА-41"
