Ничего на свете лучше нету, 
                          или вдоль по Первому Хайвею

Фрагменты американского дневника Саши Бассель и Сергея Павловского

 

 

 

 

 

Все наше путешествие подробно описано в большой толстой книге с картинками, которую мы с удовольствием покажем всем желающим - приходите смотреть! Здесь же мы публикуем несколько небольших отрывков из нашего американского дневника, чтобы было не "слишком много букв". Дневник мы писали по ходу событий непосредственно в Америке и по очереди. Так что не всегда сразу ясно, что написано Сережей, а что Сашей. 

Фотографии нашего путешествия можно будет посмотреть тут (** они появятся чуть позже**).

 

 

 

 

 

 

 

 

ПЕРВЫЙ ХАЙВЕЙ

Сегодня стартуем в Лос Анджелес с Сережиным другом и одноклассником Костей.  С Костей с самого начала было легко и интересно общаться. 

Первая наша остановка была в Санта Крузе, маленьком уютном городочке. Мы прошлись туда-сюда, сфотографировались под заветным сочетанием цифр 1543 и отправились в пивную «99 бутылок». Коктейлей там не оказалось, поэтому, пока Сережа с Костей тянули пиво из внушительных стаканов, я пила невкусный розовый лимонад. Пока ждали еду, я фотографировала их с пивом и посылала Варе в вотсап.

Вторая остановка – Монтерей, где были котики на океане, мороженое в старом селедочном доке и очередные “сережки мечты” в сувенирной лавке.

До самой ночи ехали по Первому шоссе, оно все время красиво извивалось прямо у кромки океана. Оказалось, что Костя чудеснейше артистично поет, хоть и не помнит большей части текстов песен. Зато все тексты отлично помнил Сережа, не умеющий петь, но всем подсказывающий первую строчку. Оксана начала с «Исторического романа» Окуджавы и «Голубого вагона». Потом пели Бременских, «Крылатые качели», «Утомленное солнце», «Мне сегодня так больно» (вспоминая Рефлексивную ночь 1999 года), «У парижского спаниеля лик французского короля», «Воркута-Ленинград» и «Пулю». Солнце тем временем туманно скатилось за горизонт, океан потемнел, извилистая дорога сузилась и стала еще таинственнее. «Ничего на свете лучше нету, чем бродить друзьям по белу свету…», «Нам любые дороги дороги». М2, М5, М8, Ярославское шоссе или Первый хайвей, Владимиро-суздальская древность или солнечная даже ночью и в туман Калифорния, тогда, в 11 классе, на 4 курсе, или теперь, в 36 лет. Какая разница? «Нам Кремля заманчивые своды не заменит статуя Свободы», как пела старшая кузнецовская 19-ая параллель на одном из школьных подмосковных турслетов в сентябре 1994 года. Все сбылось, все сложилось, все устроилось. Не сразу, но так или иначе. И есть только миг бесконечного пересечения – эта дорога, идущая по самому западному берегу самой западной страны мира, эта ночная дорога, на которой вдруг пересеклись и мы, и эти песни, рожденные на противоположной стороне планеты, но так нужные сегодня именно здесь и именно нам... 

 

 

 

 

SAN LOUIS OBISPO

Утром мы продолжили путь на юг вдоль сияющего бирюзой океана с легким игривым прибоем и стройными, чуть лохматыми пальмами. 

Главная достопримечательность Сан Луис Обиспо это испанская католическая миссия – фонтанчик, церковь и музей. В музее выставлялись всяческие индейские прибамбасы, испанская женская одежда (особенно хорошо были белые сапожки на шнуровке) и предметы католического обихода. На Сережу основное впечатление произвела картина, содержание которой он Косте пересказал так: "Католический педофил с младенцем". Гораздо больше нас занял Gift Shop. Там продавали цепочки с цветными крестами, книжки, подставки под горячее и прочая туристическая лабуда. Интереснее всего была карта калифорнийского побережья с испанскими миссиями (Умница-Сережа сразу подметил, что все они начинаются на «Сан»). Мне не дали купить подставку под горячее с изображением католической церкви 1772 года, пробурчав что-то про кощунство.

«После чая мы вышли в огромный коричневый сад…». Сад был вовсе не огромным, и даже не коричневым, но тем не менее был очень привлекателен свисающими спелыми лозами винограда, рядом с которыми было написано «не рвать». Поэтому, конечно же, первым делом я потянулась с Сережиной помощью к самым сочным лиловым ягодам. Сережа остроумно вставил что-то про отличную визуализацию на территории монастыря притчи о запретном плоде. Потрясающе вкусно!

А «разрешенный плод» находился совсем рядом – сразу за католической миссией было просторное кришнаитское смузи-кафе. Мы с Сережей заказали смузи LOVE и еще какой-то лотос. Лотос оказался совсем невкусным и к тому же со свекольным цветом (что неплохо) и привкусом (что значительно хуже). Пока ждали смузей Сережа рассказывал про Вишну и Кришну, используя в качестве методического материала книги и предметы декора кафе. На столике, где мы пристроились, стояли очень красивые стеклянные шахматы, и мы с Оксаной тут же принялись в них играть. Костя вдохновительно действовал на Оксану, а Сережа, не пытаясь мне что-то подсказать (а в шахматы я последний раз играла лет в 8), следил за чистотой игры, что очень сбивало с мысли и толку. В итоге мой ферзь оказался атакован и позорно повержен. 

 

 

 

 

 

SANTA BARBARA

По дороге играли в контакт, а потом Сережа с Оксаной начали обсуждать что-то занудно геометрическое, и с заднего сидения то и дело доносились давно не слышанные словечки типа «центр окружности», «медиана», «вписанный треугольник». Проблемы геометрии были отложены, как только мы доехали до пляжа Санта Барбары. Теплый чистейший песок, травка, как в рекламе английского трехсотлетнего газона, солнышко, чайки. Сережа снимал Костю с Оксаной, а я легла на траву – и это были несколько секунд ускользающей гармонии. Океанскую воду у пляжа рассекал длиннющий деревянный пирс, на котором прогуливались туристы и сидели рыбаки. Я шла босиком, что было и очень романтично и занозчиво (сама большая из подхваченных заноз никак не хотела выниматься). Костя с Оксаной быстро убежали вперед, а я снимала Сережу на фоне чайки, которая постоянно упрыгивала по перилам. На пирсе сидели укутанные по уши рыбаки и на наших глазах вытаскивали нечто серебристое, бьющееся и селедкообразное.

Ужинать мы закончили после семи, и поехали в Элей. Это был финальный отрезок пути, и мы предвкушали появление Лос Анджелеса, небоскребов, коктейлей, звезд на аллее и, наконец, Голливуда! Но из окон видны были только темные эстакады. Мотель на Лонг Бич, белые домики с окнами в половину стены. Сережа с Костей оставили нас с Оксаной в номере и ушли за продуктами (читай: за пивом). Засыпали под клипы Джима Моррисона про Лос Анджелес.

 

 

 

 

 

 

ГОЛЛИВУД

Лос Анджелес за окном ровно такой же, как в клипе Моррисона "LA Woman". Кажется, что город с 1971 года вообще никак не изменился. Все те же бесконечные умопомрачительные хайвеи, эстакады и развязки.

Первое, что мы увидели в Голливуде на студии Universal, – это огромные толпы людей. Умница-Костя купил билеты заранее, и поэтому мы не стояли в жуткой очереди у входа. Попав в толпу китайце-американцев, покупающих желтых одноглазых чудиков, едящих, бегущих, галдящих, мы растерялись. Костя предложил первым делом взять тур по студии. Очередь была на час, но сам тур великолепен. Сначала показывали декорации, в которых снимали «Назад в будущее» и какие-то другие фильмы. Потом нас завезли в павильон с Кинг-Конгом, там как следует потрясли, на нас напали динозавры, потом чуть не зарезал маньяк-убийца из мотеля, и в конце мы чуть не погибли в переходе метро. В общем, было очень увлекательно.

Потом мы пошли есть – пицца, «Цезарь» и чудесное кремово-клубничное пирожное. Костя с Сережей ругались с официантом и менеджером, которые не хотели без паспорта продавать Сереже пиво (не поверили, что милому уже исполнился 21 год). Тогда Костя попросил продать ему, взрослому человеку с паспортом гражданина США два бокала, но два ему не дали. Здесь мы впервые увидели Костино негодование американскими порядками. Он кричал им "very stupid", официанты искренне извинялись с виноватыми лицами, Оксана переживала, что папу сейчас арестуют, в общем, скандал вышел на славу. Распивая один Костин бокал на двоих, мы делились впечатлениями – "Ну точно как при советском дефиците! Говорят, что больше одного бокала на рыло ни за что не нальют. Вот ведь лицемеры" – негодовал американский гражданин. Я усмехался, но старался без злорадства.

После еды мы случайно попали на самое лучшее шоу «Киноэффекты»: то, что нужно! И как режут руки, и как льется кровь, и как делают мультики, и как накладыват хромокей. Мы не знали про него и не собирались туда, но смотрим, что все ломанулись – значит чего-то хорошее дают, и мы туда же. (Опять логика того же советского дефицита). Самым последним аттракционом стал Jurassic Park, где на лодке падаешь с огромного водопада. Там Саша вся вымокла. 

 

Потом Костя нашел путь к Голливудскому бульвару, и мы потолкались немножко среди классической, столько раз виденной в кино, ночной жизни этого удивительного города.


Are you a lucky little lady
In the city of light?
Or just another lost angel
City’s of night?

Вернулись в гостиницу очень поздно, около полуночи, уложили Оксану и втроем вели долгие мужские разговоры до половины третьего. Американская ночь заглядывала прямо с парковки в нашу дверь.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ДИСНЕЙЛЕНД

Все предыдущие три дня поездки мы так до конца и не могли определиться с планом на этот последний день в ЛА – идем ли мы смотреть античное искусство в знаменитую Getty Villa или в стандартный, тривиальный DisneyLand? Мнения разделились так – Костя за Гэтти Вилу, Оксана тоже, причем еще активнее Кости, а Саше как раз хотелось реализовать свою давнюю детскую мечту о Диснейленде, в котором никогда не была. 

У меня тоже была давняя мечта, связанная с Лос Анджелесом – это Venice Beach, океанский пляж, где в 1967 году Джим Моррисон встретил Рея Манзарека, спел ему «Moonlight Drive», и из этой встречи родилась группа «The Doors». Что конкретно я хотел там увидеть – не знаю, просто хотел бы там побывать, побывать наудачу – вдруг там что-нибудь зацепило бы и повело куда-то мою мысль, мою фантазию. Только это редко получается с местами, которые заранее себе мысленно представляешь, делая это так долго, что тебе начинает казаться, что ты и правда хочешь туда попасть, а на самом деле, может, и не хочешь вовсе, ведь в большинстве случаев попадание туда ведет только к разочарованию, потому что возникнет симпатия или нет – еще неизвестно, а вот мечта с этого момента точно исчезнет. 

Короче, на Venice Beach мы так и не попали. А что до абстрактного выбора между античным музеем и Диснейлендом, то, отбросив самодостаточное обстоятельство, что это была Сашина мечта, а, значит, и моя тоже, про себя лично могу сказать так – при прочих равных, наверное, античные скульптуры интереснее поющих в пещере зайцев. То есть, если бы дело было в Париже, Риме, на Луне, то без сомнения – музей. Но есть такие понятия, как «уместность», «сочетание», «композиция впечатлений». Всему свое место и время. А от известных городов, в которые случай занес тебя всего на пару дней, нужно получать комплексное, цельное представление. Так в Москве туристу обязательно нужно идти на Красную площадь. Почему? Разве это самое красивое место нашего города? Или самое интересное? Или заезжий иностранный турист, прогулявшись полчаса по ее брусчатке, успеет почувствовать под ней запекшуюся многовековую кровь Лобного места или расслышит чеканный шаг полков зимнего парада 1941-го? Нет, конечно, нет. Но без Красной площади представление о Москве не будет цельным, не будет иметь центра воспоминаний, "точки сборки". Без Красной площади все остальные красивые и интересные места нашего города ему просто не на что потом будет нанизать у себя в голове. Возможно, эта и не самая красивая площадь России и даже Москвы, но она центр всего нашего мира, символ нашего города. Точно также символ Лос Анджелеса – это не Getty Villa с ее потрясающей коллекцией, а Голливуд и Диснейленд. Без этих двух мест не понять того волшебного города, той сказки, имя которой Лос Анджелес. 

В итоге Костя с Оксаной, бывавшие в LA раньше, благородно уступили новичкам, и мы оказались в Диснейленде. Сначала мы пошли на горки внутри высокой горы. Саша ехала первой в поезде из семи вагонов. Потом на детские машинки – настоящие бензиновые машины с настоящим рулем! Там Саша разгонялась и врезалась сзади в Оксану с Костей, когда они тормозили. Потом пошли на американскую горку, где Саша снова села самой первой в поезд. А до этого еще примерили в магазине разные типы шляпок с ушами. Затем позвонил Костя и сказал, что ему дали проходной билет без очереди на "Индиану Джонс". Это был самый крутой аттракцион – в открытом джипе ты мчишься в полной темноте навстречу змеям, огню, воде и огромному каменному шару! Потом посетили «Дом с привидениями». Это самое комфортное и милое приключение – тебя катают в мягком уютном кресле мимо очень красиво сделанных, полуисчезающих кукол. Привидения, тени, вампиры, играющее пустое фортепиано, могильные плиты. Немного сбивала тему довольно бодрая музыка. Но в Америке, как я уже говорил, вообще всюду звучит хорошая музыка – что в ресторанах, что на кладбище. 

В качестве апофеоза у нас был Mountain Splash – падение на лодке в пруд с кучей брызг. Тут мы попали в огромную очередь с пуэрториканцами, вместо того, чтобы, как все люди, умеющие читать, взять заранее талончик на определенное время. Стояли мучительно, часа полтора. Этот аттракцион, пожалуй, самый харизматичный, с нескрываемым стебом. Перед тем как обрушиться в пропасть с высоты третьего этажа, ты долгое время плывешь на лодочке в красивых пещерах, мимо веселых зайчат, поющих тебе беззаботные милые прощальные песенки. “Good-bye, my darling…” Лететь вниз классно и страшно. Восторг после выныривания пропорционален испытанному страху – у Оксаны настоящий катарсис длиной в минуту: «Папа! Папа!! Неужели мы остались живы?!!!»

Парк Диснейленд. С первого шага поражают его размеры и масштабы – от парковки, где ты оставляешь машину, до входа в сам парк надо ехать на отдельном автобусе семь минут! Ну, а дальше больше. Это целый мир с улочками из разных стран, континентов, эпох – реальных и выдуманных авторами книг и фильмов. Поражает индустрия развлечений – огромные очереди, но ни одной секунды не потеряно зря – только приезжают машинки, паровозики, лодочки, только успевают выйти из их левых дверей одни люди, как уже открываются правые двери для новых. И ты садишься на сиденье, с которого только что, всего 5 секунд назад встал предыдущий, а через несколько минут твоего восторга, обмирания и удивления его точно также займет следующий – ровно через 5 секунд после того, как ты его освободишь. И эмоции, видимо, он будет испытывать те же, что и ты. И это, пожалуй, страшнее всего – страшно, что кто-то смог продумать и точно рассчитать человеческие эмоции, создал из них конвейер, приносящий деньги, и ты почему-то идешь в этот конвейер сам, добровольно, как бы проверяя сам себя – а я-то испытаю то же самое, что предопределили мне эти могущественные демиурги? И оказывается, что да, ты точно такой же человек, как и вся эта многонациональная, разноцветная и разноязыкая толпа вокруг. И что неслучайно именно индустрия развлечений, Диснейленд и Голливуд, вот уже более полувека нагляднее всего доказывают миру старый лозунг о том, что «все люди братья» и произошли от одной и той же обезьяны. И вот для того, чтобы самому это понять и почувствовать, нужно, попав в Лос Анджелес, идти именно сюда, а не в музей античности. Это важный и полезный опыт.

Вечером пошли купаться. Океан здесь теплее, чем в Сан-Франциско, но совершенно неэмоционален, потому что нет волн – их разбивает специальный волнорез в полумиле от берега. Зато красивый белый песок и пальмы, как на открытке. 

 

 

 

 

 

АМЕРИКАНСКИЕ ГОРКИ

В парке "Грейт Америка" на юге залива было очень мало людей в тот день,когда мы туда приехали. С самого детства я мечтала попасть в парк, где все аттракционы в открытом доступе, где не нужно платить за каждый в отдельности и тщательно выбирать, на какой идти, а можно кататься без раздумий на всех сразу. Сережу аттракционы привлекали вовсе не так как меня, но он мужественно не подавал виду и искренне пытался получать удовольствие от шатаний и катаний на горках. 

Это был третий парк развлечений за наши американские каникулы, и первый, где аттракционы были по-взрослому страшные. Начать мы решили с чего-нибудь лайтового: цепная карусель под это очень подходила. Сережа остался в роли скучающего папаши фотографировать нас внизу, а я, перебирая босыми ногами, вспоминала свой выпускной в Парке Горького, где мы ранним утром на заре взрослой жизни бродили вокруг точно такой же цепной карусели.

После первого аттракциона мы пошли на ужасающего фиолетового вида гору, где нас тут же замуровали ремнями в стойле желтых кабинок. Мы понеслись с бешеной скоростью вниз, вверх, вбок, вправо, влево. Это происходило так быстро, что я зажмурила глаза, и происходящее с нами доносилось до меня только в ощущении падения и вихря в пальцах и горле. Спускались по лестнице с аттракциона мы с чувством выполненного большого дела, Сережу пошатывало, из динамиков задорно на весь парк звучал похоронный марш Альбинони… Для того, чтобы прийти в себя, мы пошли скатиться с невысокой водной горки.

А потом…потом был самый-самый страшный аттракцион, о котором рассказывал Сережа еще при первом упоминании о Грейт Америке – свободное падение со скоростью 64 мили в час. Наши сидения подняли вверх метров на 100, и отпустили вниз. Когда сидишь наверху, самое жуткое – ожидание, что вот-вот нажмут кнопку, отпустят, и ты помчишься с бешеной скоростью, от которой перехватывает дыхание, обратно, к устойчивости и земле. Меня так впечатлил этот аттракцион, что я даже не захотела кататься на гигантских качелях. 

На самом деле, страшно от того, что ты добровольно доверяешь свою единственную жизнь неведомым, чужим людям, которые когда-то изобрели, построили и эксплуатируют теперь эту штуку. И страшно не наверху, когда кабинки отпускают, и они летят вертикально вниз, а внизу, когда тебя пристегивает к креслу веселая девушка в больших кроссовках и смешных форменных шортах на лямках. До этого ты добровольно выбирал – пойти тебе сюда или не пойти, а с этого момента от тебя больше ничего не зависит, ты больше ничего не можешь изменить – капкан-крепление на тебе застегнут. Все. И поэтому подъем на 100 метров (видишь не только весь парк, но и всю долину до самых гор, видишь дома, поля, самолеты, облака), секунды зависания на вершине (успеваешь переглянуться с любимой – то ли подбодрить, то ли на всякий случай попрощаться) и наконец долгие три секунды ветра, гула и вихря – все это уже совсем нестрашно. Страшно бывает только тогда, когда от тебя что-то зависит, страшно, пока ты свободен в принятии решений. Свобода – это страшный дар. Вот чему, оказывается, может научить американский аттракцион. Размышляя об этом, освобождаю кресло для следующих, кто готов будет добровольно подняться в небо – индустрия развлечений не простаивает ни одной лишней секунды, конвейер работает. Оглядываюсь на того, кто пойдет за мной по этому трудному пути. Это пузатый чернокожий старшеклассник в бейсболке и шортах, непрерывно жующий жвачку. Более карикатурно-классический образ сложно было бы вообразить. Его пристегивают, он жует, вот отошли, вот сейчас дадут старт, он жует, вот заскрипели канаты и кресла вздымаются к небу, вот зависли там на несколько мучительных секунд, вот сорвались с визгом вниз, остановились.... – он сидит с тем же самым отсутствующим невозмутимым видом и точно также жует свою жвачку. Похоже, что ему не только не страшно, а даже напротив – откровенно скучно. Наверное, американцев с детства приучают к таким аттракционам, чтобы поменьше потом рефлексировали.

 

 

 

РУССКИЙ МИР и ПАЦИФИСТЫ

Нам посчастливилось попасть на русский фестиваль в Форт Росс, в ста милях к северу от Сан Франциско. Это бывший форт Российской империи, который сохраняется в наши как музей (место действия "Юноны и Авось"). Увлеченные американцы (именно этнические американцы, не русские эмигранты!) наряжаются в русские национальные костюмы, кузнецы и ткачи показывают свое мастерство, женщины прядут пряжу на настоящих крестьянских прялках, мужчины пытаются выстрелить из ружей и пушк старого русского образца. Все это ужасно трогательно. А команда старичков с ружьями, у которых мало что получалось, и правда напомнила что-то русское - не сразу, но мы догадались - это точная копия команды инвалидов в заброшенной далекой крепости капитана Миронова из "Капитанской дочки".

 

Надо заметить, что люди на улицах Сан-Франциско, когда узнают, что мы из России – все радуются. Сегодня мы гуляли по городу и поэтому встретили больше русских, чем прежде. Несколько женщин с детьми в зоопарке, корейцы в Голден Гейт парке, которые по-русски рассказали нам, что в парке нет еды, мужчина-американец на ночном Филморе, который, заслышав русскую речь, сам подошел и сказал, что знает по-русски «Привет», «До свидания», «Ты моя красавица» и «Ты моя милая» – было очень трогательно и весело. Но главная наша встреча была в 44 автобусе с женщиной из Одессы. Странного вида тетка заговорила с нами и рассказала о себе, что ей 78 лет (выглядит на 60), тут заработала на пенсию и хочет теперь вернуться на родину, чтобы там на нее пожить. Говорит, что в СССР за 44 года работы у нее пенсия 100 долларов, а в Америке за 20 лет – 900 долларов, что там она будет очень обеспеченной. Язык так и не выучила, стала соцработником, ухаживает за немощными одинокими русскими стариками, до сих пор работает каждый день. По выходным играет на рулетке в индейских резервациях, где это разрешено. Говорит, что как только на Украине все успокоится – обязательно вернется в Одессу и будет там жить на свою американскую пенсию, потому, хотя в Америке у нее дочка, и внук, но «цветы не пахнут, собаки не лают, дети не плачут, и вообще тут все не то…»

В семиэтажном Nordstrome мы с Сашей стали первыми покупателями – пришли в 9-50, за 10 минут до его официального открытия. Осмотр начали снизу, с шоколадных магазинов и кухонных щеточек, там я купил в автомате огромную круглую красную жвачку, как в кино. Мы шли по еще совершенно пустым этажам, привлекая внимание всех скучающих продавцов. Тетка (заслышав иностранную речь) «Оh, where are you from?» – «Russia» – «Oh, Great! Prie-vet!». Молодой парень, продавец косметики – “This is a little gift for you and your boyfriend” – “Thank you” – “Where are you from?” – “Russia” – «О, здорово! А откуда?» – «Из Москвы. А Вы?» – «А я теперь тоже ваш соотечественник, теперь тоже из России» – «Как это????» – «Ну, я из Крыма приехал 10 лет назад». На радостях от встречи он провел с нами целый косметологический тренинг – сперва насыпал нам по горстке подозрительного белого порошка (тут я напрягся и заозирался по сторонам, размышляя, что это подсыпает нам этот странный американец, радующийся присоединению Крыма), потом попшикал на порошок из пипетки, и все смылось вместе с калифорнийским загаром.

А потом на хипповской улице Haight, в одном из магазинов, где мы рассматривали майки с надписями LOVE & PEACE к нам подошла продавщица-американка – "Простите, а вы откуда?" – "Из России", на что она весело ответила, что у нее подруга с Украины, поэтому "Let’s Fight?" и сделала комичный боксерский жест, после чего добродушно рассмеялась и растворилась в маечках, косыночках и банданчиках с надписями про LOVE & PEACE.

 

На Union-сквер была акция “Grandmums against the war”. ("Бабушки против войны"). Увидеть своими глазами антивоенную акцию в Америке, родине хиппи и пацифизма? Я не мог пройти мимо. Вспомнился финал фильма "Hair"… Я попытался разобраться, против какой именно войны они выступают, но выходило так, что они просто хотели, чтобы Америка перестала убивать людей по всему миру. Кивком головы я спросил, можно ли их сфотографировать, в ответ улыбка и согласие: "Ну, конечно, не вопрос". Я сфотографировал. Они улыбались. И мне вдруг стало страшно грустно – эти пожилые женщины, "бабушки", как они сами себя назвали, были молоды тогда, в 60-ые, тогда, когда это замечательное поколение, которым по праву может гордиться Америка, поколение хиппи, остановило Вьетнамскую войну... То есть, это они, протестовавшие тогда, протестуют и сегодня. А новых нет! Не родились. Получается, что ставить Любовь выше всего – выше войн, интересов государства, принципов геополитики, собственного материального благополучия – это не черта определенного возраста, как мне казалось прежде, а свойство, присущее только одному конкретному поколению, которое, да, было на земле, и было оно шумным и веселым, но и оно когда-то уйдет.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

МЫСЛИ ОБ АМЕРИКАНСКОЙ ЗЕМЛЕ

Перебирая в памяти прошедшие дни,снова и снова останавливаюсь памятью на одном странном ощущении. Оно возникло у меня вечером того дня, когда планировали свой маршрут по Первому хайвею к Лос Анджелесу, одному из главных американских городов, главных и по площади, и по значению, и особенно по своему духу. Поздно вечером в тихом придорожном мотеле, когда мы с Костей, изучая маршруты, склонились над картой этого города, странная ассоциация мелькнула в голове – что мы с ним сейчас, как два полководца выстраиваем план взятия вражеской столицы накануне решающего штурма. И тогда же вслед этой пришла вторая мысль – а ведь этот город никто никогда не завоевывал, не штурмовал и не осаждал. В отличие от Москвы, Ленинграда, Берлина, Парижа, Белграда, Вены, Лондона никто и никогда даже не планировал захвата Нью-Йорка или Лос Анджелеса.

Возможно, отчасти поэтому американцы живут на своей земле именно так, как они живут – очень независимо, полноценно и основательно. У них удивительно «взрослые» отношения со своим государством – «я сам по себе, оно само по себе, мы стараемся не лезть в дела друг друга, у нас с ним есть договор совместного проживания – наши законы, и мы стараемся их всегда выполнять. Я государство не обманываю, и оно мне верит на слово, не мучая тысячами справок и квитанций по всем случаям жизни, но если хоть раз обману, то все – доверия мне больше не будет». Американцы не жмутся, а живут широко, и все у них, в отличие от Европы, широкое и просторное – степи, горы, реки, поля, дороги, обочины дорог, дома, города, автомобили, мачты проводов, дорожки и урны в парках. Все на широкую ногу, но при этом ничуть не тяжеловесно, как Байкалоамурская магистраль или Уралвагонзавод, а легко, даже воздушно – железобетонные развязки шоссейных дорог не давят визуальной многотонностью, заставляя вжиматься в кресла проезжающих под ними, а, напротив, взлетают вверх косыми дугами, как рельсы аттракциона «американские горки». И создается впечатление, будто бы им все это очень легко дается. Как будто вся эта земля досталась им бесплатно, даром. 

Ну, не даром, конечно. За деньги. Да, наверное, вот именно в этом разница. В менталитете русского человека земля не бывает своей, она общая, принадлежит всему народу, потому что заплачено за нее большой кровью поколений русских людей в течение многих веков. Иными словами, цена за землю – кровь. А для американца, на землю которого ни один враг никогда не посягал, цена земли не кровь, а деньги, и поэтому она легко может стать своей – не всего народа, а лично твоей, как хороший галстук, автомобиль или собака. И поэтому человек любой национальности очень легко становится американцем не просто по своим гражданским правам, но еще и по внутреннему ощущению, которое всегда идет от земли, на которой живешь. 

Отсюда, наверное, такая ненапряженная основательность жизни. Разница между жизнью в Америке и жизнью в других странах – как разница между жизнью в своей собственной или в арендованной квартире. И в данном случае не очень важна цена самого жилья, потому что законный владелец трущобы все равно ощущает себя иначе, чем временный арендатор пусть даже самого роскошного дворца. И вот именно это внутреннее ощущение отличает американцев от граждан всех остальных стран. Ты живешь в своем доме, да еще при этом не боишься ни вора, ни пожара, ни даже смены начальника ЖЭКа, потому что то, что твое – то навсегда твое. И вот это удивительно! Они живут так, будто собрались жить тут вечно.

 

У нас не так. Русского человека не оставляет равнодушным красота родной земли, но ее вечная неустроенность и нелепость всего уклада жизни помогает ему никогда не впадать в заблуждение, будто то, что он видит вокруг, и есть конечная реальность, помогает никогда не забывать призыва Христа: «Не создавайте себе богатств на земле, ибо, где богатство ваше, там и сердце ваше». Лучше всего, пожалуй, это отношение к своей земле, как к временному пристанищу, выражено ироничной и горькой прозой Гоголя и вдохновенной и горькой поэзией Есенина:


«Там, где вечно дремлет тайна,
Есть нездешние поля.
Только гость я, гость случайный
На горах твоих, земля.»

 

или классическое –

"Край любимый! Сердцу снятся
Скирды солнца в водах лонных.
Я хотел бы затеряться
В зеленях твоих стозвонных.

По меже на переметке
Резеда и риза кашки.
И вызванивают в четки
Ивы, кроткие монашки.

Курит облаком болото,
Гарь в небесном коромысле.
С тихой тайной для кого-то
Затаил я в сердце мысли.

Все встречаю, все приемлю,
Рад и счастлив душу вынуть.
Я пришел на эту землю,
Чтоб скорей ее покинуть"

 

«Лучше ли мы других народов? Ближе ли жизнью ко Христу, чем они? Никого мы не лучше, а жизнь еще неустроенней и беспорядочней всех их. "Хуже мы всех прочих" - вот что мы должны всегда говорить о себе. Но есть в нашей природе то, что нам пророчит это. Уже самое неустройство наше нам это пророчит. Мы еще растопленный металл, не отлившийся в свою национальную форму; еще нам возможно выбросить, оттолкнуть от себя нам неприличное и внести в себя все, что уже невозможно другим народам, получившим форму и закалившимся в ней».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

другие тексты