Пережитки.       Панацея.    
 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

сентябрь месяц

бирюза в серебре 
на строгой груди. 
в ласковом ноябре 
ты ко мне не ходи 
Я сижу на окне, 
вспоминая, что было, 
и смотрю на листву, 
отдающую силу.

серебро в бирюзе 
отражением неба. 
вспоминай в ноябре, 
кем ты был и кем не был. 
старый томик Цветаевой 
на смятой постели, 
жду в оконном стекле 
мокро-желтой метели.

пролетают часы 
крупной клетки листами 
и сметают печали 
вместе с четкими снами

                             2002 г.
                                       

 

 

града

Спелый и крепкий
снег.
ветхий слезливый
дождь.
смелый случайный
смех
руки окрасил
в дрожь.

а за забором
сон.
в щелку заглянешь -
жизнь.
Пресный малиновый
звон.
скатов ростовских
крыш.

 

 

без дна

световой год 
от тебя до меня. 
шумных сточных вод 
бездна дня. 
рук железо стынет. 
тронешь-вздрогну.. 
свет и мир. ночь сменят, 
поцелуй, в дорогу. 
плоскость дня 
шумных сточных вод. 
от тебя до меня 
световой год.

 

 

2 time 2 tea

крепкий чай 
на столе.
и не без крепкого словца 
вечер, мне ответить 
на твои издевки, 
самолюбие угостить-
есть чем.

 

 

плевала я
на относительность прогресса.
нервы встали на дыбы
на почве
стресса подневольного.
моя Москва
первопрестольная
в осколочных ранениях
прокуренных реформ.
прогнивших окон
частоколом
перепоясаны дома.
под солнцем стула
электрического
одна, но в вечных прениях,
проходит как бы жизнь
рожденных стариками
в роддомовских кубах
зеркальных близоруких форм.

 

 

В.И.

Казанский вокзал – опорный пункт.
Декабрь. творческий запой.
Звони. Я жду. Убей меня
За то, что я на ты с тобой.

Я кто? Я царь, я червь… я - Бог.
И пылью манит цепь дорог.
Невнятно каюсь. Ты мне дорог?
Вряд ли. Мысли поезд; ворох…

 

 

сами.

Каждодневная практика истины
не для нас.
и обедню заказывать по блату
не для нас.
у нас с истиной стакана
резонанс.
мы своих разложим сами 
как пасьянс.

21 марта.

 

 

* * *

привычка на пути трамвайном
я встречу голос твой поэт
поэт поэту поэт поэт поэту кто
поэт поэту рознь.
поэт поэту ноги врозь 
расставит на два счета.

 

 

весна. 

спорим, у нас нет столько
грузовиков, чтобы свезти 
весь снег и эту тупиковую
межсезонную печаль
на хрен?

это свинство со стороны весны. 
Унизить, обокрасть меня на часть
меня – мое второе ‘ты’.

 

 

12,33

провода дрожат.
это не ветер.
отвечу.
в троллейбусах
нас глушат рекламой, 
как рыбу.

 

 

У Пушкина был Евгений; -
у меня ж - ни черта!
Не пойму - что так золото ценят?
В серебре красота.

Я прощу, что все темы исчерпаны
поэтам усопшим.
их тетради, желтея листами
под стеклом сохнут.

У них была прорва времени -
У меня - черта.
Не пойму - что так лесть ценят?
Ведь в слезах - красота.

октябрь, 2002

 

 

М. Цветаевой

Скажи, Марина,
как смогла найти ты
в Феодосийской бухте
тот февраль?

Я так её люблю,
как ты почти что
сотню лет назад - любила;
Но также ли тебе, 
как мне,
печально — зимний город 
было жаль?

 

 

Непросыхающий до
гениальности поэт 
мне в сердце вяло
сплюнул 
железнодорожной стрелкой. 
Я, мимо проходя себе в глаза 
взглянула:
Там спал сырой 
бензиновый рассвет.

И мысль вскипела:
зачем изругиваюсь 
Я здесь всем этим 
беспримерным стихотворным матом.
на зло кому? 
от ума до безумья 
ступень, всего, двадцать одна. 
а ты?
За дерзость за свою. мессия 
в кругу спасательном распят.

Непросыхающих до гениальности редеет ряд.

 

 

1 .Я шла на закат,
То и дело сбиваясь с дороги, 
И говорила что-то невпопад.

2. И бог взывал ко мне, 
А я к нему. 
И как-то слишком близко мы стояли.

3.Овечьи стада сыпались к ногам 
Они ведь лучше звезд, я знаю. 
А ты не чувствуешь, когда я умираю

4.И я шла на Закат, 
как идут на Пожар. 
Знаешь, это, должно быть, похмелье.

5.Мне противно. До первой звезды. 
Если что-то будет ещё -
Это будет глоток воды.

 

 

Не сходя.

Тлеет день. 
Вода в голове -
Брезгливый растаявший снег.

Умиротворенно 
Сияют промерзшие 
Газетные звезды.

Я просто свернул с дороги. 
Мне не по зубам 
Ваше горе - веселье.

Голубой огонек.
«Ну а ты-то чего тут забыл?»
Удивляются люди.

В керосинке - липкие слезы.
На все рты
Мороз повесил замки.

Ну и молчи.
Не для вас разверну
Указатель на перекрестке.

НЕ ДЛЯ ВАС.

 

 

твое слово

неровной подачей мяча 
отлетает от стенки. 
и нет тебя в нём, 
как и его в тебе.

тебе кажется - это ново. 
балтийский чай:
смесь водки с кокаином, 
как недомогания с мечтой 
ты в нём. бьёшь руками 
по тихой воде.

я тебе подарю пару строк, 
да, пожалуй. 
неужели ты чувствуешь 
также, как я? 
но не списывай вздохов 
и не скатывай чувства. 
это просто и зелено. 
это даже дешевле меня.

 

 

АКРОСТИХ
ытык-кюэль

(avec Даша Жиляева)

День промерз до проводов 
В этом городе грубых букв. 
Обломав ледяные крылья фортуны, 
Решившие забыть все простые слова. 
Однако жёлтой зимы не избежать. 
Видно проспали французский слог. 
Ытык-кюэльские чукчи в хибарах 
Ели моржовые лапки в ночи.

Смятые клочья снега будто бы 
Нервно бьют в барабаны стёкол 
Ытык-кюэльских домов.

Площадные нищий в жестких
Озябших плащах
Снуют мимо грязных витрин;
Резные хвосты, крылья... 
Еле виднеются на очках неуклюжих прохожих. 
Дневное забвенье в портовом гробу. 
Исподлобья меня резанул кто-то
       взглядом по шее. 
Наглый маятный стук 
Едва различим сквозь дырку в стене.

Знакомые зубы стучат в полумраке... 
И спрашивать было бы глупо 
       о чём-то прекрасном сейчас. 
Мы приписали возможно душному, южному 
Ытык - кюэлю мороз и снега.

 

 

Стихотворение про забытое.

[девичник]

ещё вечером я была деревом. 
ангелом инициалов и
двойных имён, 
таких же как МП или МБ, 
вползала в рамку под стекло. 
по-мойму мы надеялись 
забыть с утра... 
прощаясь смыслом 
с ураганом 
интерактивных «если»
и пробелов.. 
полувесна вчера 
давала знать себя 
по мелким трещинам 
на стёклах губ и рук. 
прости.

за то. что вспоминали. 
ведь мы уже простили 
портвейн разлитый на полу 
продрогшего апреля.


и что нам вечер? 
кубический корень из сна
на троих 
во сне мы еле ели клевер. 
толкали в вечер 
кусали плечи. 
писали этот стих...

 

 

Нам вместе 33. Это почти что
Под 60. Под 60 это возраст,
Когда тебе жалко
Прохожих по жизни
Мимо тебя.
И смех невротический
Не запивая, глотая
Бросаешь по камню
Два слова: "Я понял".

Когда на ночь
Снимаешь все руки
И ноги и ставишь
На полку.
Что толку в вопросах?
Все просто, Под 60
Это возраст. Когда
Слишком хочется жить
Нам вместе 33.

 

 

Третий Рим у моих ног.
Безпечальный упругий острог.
Все дороги ведут вверх,
А на грудь грамм принять - грех.
Ты давно не в меня влюблен.
Скоро кончится чай и сон.
Утро в цвет какой красит - скажи.
Медной ложкой мешаю жизнь.
Третий Рим на беспалой реке
Птицей счастья в чужом далеке.
И стоглавым распятием я
В забытье проклинаю тебя.
Проклиная, смотрю на лады.
В этой музыке - города плач.
Рим - оплот неслучайной беды,
Я - Мадонной рожденный палач.

24 феврфля

 

 

С.О.

Фанерный стол
И пепельница
Из папье-маше
Окурки, трубы, домны.
Годы метростроя.
Все эти неуместные
И глупые клише
Мне говори, дари мне эти
Розовые розы.
Мои сомнения - смири.
Я коммунизма, как
Порядочной семьи
Во веки вечные,
Прости, но не построю.

25 февраля.

 

 

Осеняя панацея.

Осень. Мне пошла на пользу
Твоя яблочная мудрость,
Чахлость неба, листьев старость.
Я нагая пред тобою,
С плеч упала шаль-усталость.

Лес вздохнул. Глаза - слезою.
Стыдливо щеки молодых рябин горят.
Я живу теперь - тобою;
Первой ветренной грозою,
Влажным слогом октября.

10 февраля.

 

 

Пережитки.

Коньяк - февраль
Спасибо всем
На бис - поклон
На веру сплетни.
Не верь слезам,
Не выйди вон
И не смотри так грозно
На мое великолепье.

Воруй, ликуй
Рискни и сплюнь
На мрамор утреннего неба.
Верни мои мне трудодни
Так врозь начавшегося лета.
Огни. Три палубы. Огни.
И стоны метрополитена.
И оправдания верни,
Коньяк-февраль, моей измены.

25 февраля.