Кто я?

 

 Кто я, скажи мне, и с кем меня спутать не сложно? Я слишком похожа на серую слякоть, на мокрую грязь под ногами прохожих. Да и сама я - прохожая мимо себя по тонкой шершавой асфальтовой коже. Как кошка, подслеповатая, грустная кошка.

Я точная копия зеркала в ванной. Мы с ним по утрам играем в простую-простую игру, мы играем в меня. Свет мой, свет мой зеркальце, скажи – кто я? Ты песня, неспетая на перекрестке. Ты – крайняя степень безумства, во мне отраженная. Ты – это я.

Мне снятся кошмарные сны по ночам. Мне чудятся люди совсем незнакомые и дети, бездомные дети, примерзшие пальцами к пятирублевкам на пыльном полу в переходах метро. Мне слышится глас заходящего солнца, которое видит нас сверху отчетливо очень и тихо вздыхает и шепчет, что хочет помочь нам остаться людьми. Другие закрывают уши, читают молитву какую-то долгую-долгую-долгую, больно щипают себя за запястье, боясь утонуть в отраженном пространстве, заполненном светом и голосом солнца. Но не я.

Кто я, скажи мне, и с кем меня спутать не сложно в святые минуты туманного раннего утра, когда выхожу я из дома, пропахшего гарью под скрип деревянных ступеней, под крик детворы обезумевшей, одурманенной бреднями солнца? Не путай меня с паутиной из серых прохожих, не путай меня с каплей света на хрупком стекле, и с глупой соседской девчонкой, чье имя навряд ли ты вспомнишь, не путай. Я выхожу из зеркала дома и плавно бесшумно ступаю на гладь тротуарных зеркал. И я заранее всегда предчувствую, кем мне придется этот день, кому сегодня мне в глаза смотреть и с кем молчать. И я всегда заранее предчувствую себя, и мне от этого так одиноко по утрам. 

Когда зима, мороз рисует розы и хвосты павлиньи на оконных стеклах. А я сижу на подоконнике, дыханием согреть пытаясь руки. А крошки черствых мыслей по углам разбросаны, и подмести их некому. И некому поймать смешного лебедя, так снежно белого, который плавает по волнам снега за окном. Когда зима, такая тишина, что хочется рыдать, кричать и биться кулаками в стенку, чтоб хоть чуть-чуть сомкнуть и заглушить ее. Зима придет опять, но мне сказать ей нечего. Я буду дни считать с ее рождения до самой смерти, но не смогу сказать – зачем. Когда досчитаю, она будет плакать и таять, и спрашивать будет: кто я? Зима.

Вокруг зеркала и немые вопросы. Бездомные дети скулят в подворотнях заснеженных: где -наши-мама-и-папа-кто-мы-и-где-наш-дом… А мне им нечего ответить. Я не знаю, где ваш дом. 

Хорошо ведь, когда вверху этажи и внизу этажи, и клетчатый плед на коленях, и кафель голубенький в ванной. Хорошо, когда серое солнце не слепит глаза и ветер в спину не дует. Хорошо, когда добрая полная мама с головой в бигудях у плиты целый день, и есть, кому все объяснить. Хорошо, когда книжки на полках, а газеты по полу разбросаны, когда чистые руки, и без труда можешь видеть себя в зеркалах, когда знаешь, в какую дверь постучать и помнишь дорогу домой.

Кто я? Молчи. Я ничто. Я просто в себе отражаюсь обломком холодного неба, строкою печатного текста, но детям на это плевать. Но детям до лампочки время, пространство и ветер и все мои бредни. Им хочется есть очень. Им хочется спать. Я ничто по сравнению с этим.

 

Сентябрь 2003

Молодцова Маша