Я
всем вам, друзья, благодарен. Благодарю вас. Спасибо вам. Ну, я не знаю… низко кланяюсь. Тронут! И смущен. Я не знаю, как это можно выразить...
Я понимаю, что, наверное, все люди, которые здесь
выступали, все эти четыре часа, говорили искренне, и тем больше у меня смущение.
Вы знаете, Оскар Уайльд сказал когда-то:
“Трагедия старости не в том, что ты чувствуешь себя
старым, а в том, что ты чувствуешь себя молодым”.
Когда-то давно, в юности, когда я прочел “Портрет Дориана Грея”, я
не обратил внимания на эту фразу. А года два тому назад у меня в квартире был ремонт, и нужно было перетаскивать
громадную мою библиотеку из одной комнаты в другую.
Вы знаете, что это такое, когда таскаешь эти все книжки – открываешь их и начинаешь читать. И я открыл совершенно случайно Оскара Уайльда, и первая фраза, которую я прочел,
была эта.
Уайльд прав.
Вы знаете, какое чувство я сейчас переживаю? Это чувство свойственно, наверное, многим людям моего возраста. Когда, казалось бы, еще есть
какие-то замыслы, какие-то идеи, и хочется что-то сделать - а времени в обрез. А времени в обрез!
Вот когда я сидел сегодня здесь в течение этих 4-х часов и слушал все, что мне говорят,
эта мысль неотступно мною владела. И я вспомнил один эпизод. В 1956-м году в ЦДА отмечался 60-летний юбилей замечательного поэта Павла Григорьевича
Антокольского. Обратите внимание 60, а не 80! И он на этом юбилее прочел совершенно потрясающее стихотворение. Я попробую его сейчас прочесть, если я где-нибудь споткнусь, то вы меня простите.
О, как я помню молодость,
Мгновение до рассвета.
Кораблик в море времени
Таинственного цвета.
Когда жилая комната
Забыла очертания,
Лишь окна приготовились
И розовеют, в тайне.
О, как я помню молодость.
Как день ее последний
Напоминает сумрак мой
Шестидесятилетний.
Ни сделано, ни кончено,
Ни собрано, ни спето.
Кораблик в море времени
В предчувствии рассвета.
Ни набрано, ни сверстано,
Ни скроено, ни сшито,
Ни считано, ни меряно
И нет еще души той,
Которая поймет меня -
Полюбит и погубит,
Едва напиток огненный
Нечаянно пригубит.
Но где ж она скрывается,
Над чем она смеется,
Зачем не отзывается
И в руки не дается?
Что видится, что чудится,
Какой обещан праздник?
Какая быль не сбудется,
Какая небыль дразнит?
И некуда ей двинуться
И некуда податься:
Бьет десять, бьет одиннадцать,
Потом пробьет двенадцать!
(аплодисменты)
Это не грустное стихотворение. Нет, нет, нет.
Мне кажется, что стихотворение жизнеутверждающее, но в нем заложена та драма возраста, которую испытывает человек в старости, когда еще есть в тебе силы, мысли какие-то,
и душа горит - напиток-то огненный! Огненный, обратите внимание!
А уже времени осталось очень мало. Мало.
Хотя, вы знаете, я прожил долгую жизнь и,
так сказать, без ложной скромности скажу, что я сделал, все-таки,
немало. Мне кажется, я многое сделал.
Но то, что еще надо было бы сделать, что еще впереди меня...
Сумею ли я это или нет - на этот вопрос ответить чрезвычайно трудно,
понимаете. Но я думаю, что у меня еще
хватит и сил, и какой-то энергии,
которая во мне есть, на предстоящие несколько лет, которые я хочу
не просто прожить на свете, а прожить, вкладывая свой труд в какое-то большое и нужное людям дело. Ведь те поцелуи, которыми сегодня меня наградили и взрослые, и наши дети
- это дорогого стоит! И я надеюсь, что, может быть, может быть, нам еще с вами удастся как-нибудь встретиться...
Возможно, не на таком обширном юбилее, а в какой-то другой обстановке, но я еще хочу пожить и потрудиться. И
то, что сегодня произошло, для меня очень серьезная моральная поддержка.
А вот эти люди, которые сегодня стояли на сцене и
исполняли этот капустник, и те многие учителя, которые сидят
здесь, и Ольга Евгеньевна Потапова -- одна из главных действующих лиц этого мероприятия,
и те, которых сейчас здесь нет, я всем им очень благодарен! Вы знаете, я ведь 80 лет живу на свете. Из этих 80-ти лет почти 60 работаю в образовании, работаю в школе с детьми и с учителями. Мимо меня
за 57 лет моей работы прошли сонмы учителей, глаз у меня наметан! И я знаю, с кем
имею дело в этой гимназии. Это необыкновенные люди! Я могу их ругать, могу быть ими недоволен, я могу их критиковать,
могу даже иногда злиться - справедливо или несправедливо – по разному это все бывает, но я себе не представляю нашу гимназию, без кого бы то ни было из них. Вот они стоят здесь,
начиная от Леши Кузнецова и заканчивая
Софьей Филипповной. (Смех в зале и на сцене.)
Это ведь необыкновенные люди!
Сегодня говорили: “Вот какая гимназия необыкновенная,
знаменитая, с таким престижем”. Может быть, это и так. Но
связывать это только с моим именем неправильно! Это
со
вершенно неверно! И я это говорю не потому, что
хочу перед вами кокетничать, рисоваться, лукавить – я далек от этой мысли.
Профессия учителя – это профессия публичная.
И точно так же как в театр раньше ходили на актера: на Шаляпина, на Остужева,
на Ермолову, на Москвина, точно так же и в школу идут
не на директора, а на учителя. И у меня спрашивают, когда ребята поступают в 5-ый класс: “А кто будет в 5-ом классе вести математику, а кто будет в 5-ом классе вести русский язык и литературу?”, и так далее. Учитель важен, понимаете. Учитель! И идут на учителя, потому что учитель был и остается центральной фигурой в школе.
Их трудом, их талантом создан престиж этого
Дома и та, может быть, слава какая-то, которая связана с этим
Домом. Это они все сделали. А моя заслуга состоит
лишь в том, что в разное время я сумел их найти
и заманить в эту Гимназию. Моя заслуга состоит в том, что я их объединил каким-то общим замыслом.
Школа без замысла, без философии своей – это плохая школа!
Одним словом – в чем задача директора? Как говорил Пастернак: “Привлечь к себе любовь пространства”. Может быть, мне это
отчасти удалось.
Я очень благодарен вам всем за сегодняшние поздравления, прекрасные теплые слова. Я желаю всем вам здоровья, долголетия, благополучия, счастья и той тихой душевной радости, которая так нам всем часто нужна и которой нам так часто недостает - пусть она у вас будет. Всего доброго!
