REDUCTIO AD ABSURDUM
/ о спектакле по Хармсу #42-43 параллелей, ДК-2016 /

ХАРМС стал вершиной Дня Культуры 2016, посвященного сатире и юмору.
У Натальи Анатольевны Михайловской и 10г получилось создать на сцене целый мир. Вернее так - сцена гимназии 1543 вообще на полчаса перестала существовать, превратившись в очень странный, абсурдный, нелепый, но при этом реальный мир. Не до конца понятно, как же это получилось сделать. Помогли тут, конечно, и масштабные декорации в авангардном стиле, и постоянное присутствие на сцене одновременно многих, и уютная и тревожащая одновременно одинокая лампочка накаливания под потолком. Мир был продуман до мелочей, выстроен и оживлен.

Как ни странно, но спектакль, основанный на россыпи отдельных небольших хармсовских историй, стишков, анекдотов, рассказиков получился самым цельным, производил единое впечатление. В своей вступительной режиссерской речи Наталья Анатольевна сказала, что, работая над постановкой, она с ребятами очень долго искала внутренние связи между разными историями, но, чем дольше они эти связи искали, чем глубже погружались в хармсовский мир, тем все меньше этих связей становилось, тем сильнее истончались связи, уже прежде найденные, рвались и связи внутри самих рассказов – они рассыпались сперва на диалоги, диалоги на отдельные слова, а потом и слова рассыпались просто на слоги. 

- Се-го-во-дня-же-нюсь!
- Же? что такое же?
- Же-нить-ба!
- Ба? Как это ба?
- Не ба, а же-нить-ба!
- Как это не ба?

Нет никакой логики не только в рассказах, но и в самих человеческих отношениях. И это само по себе очень страшно. Когда они это воочию увидели, то поняли, как им нужно строить свой спектакль. 

То есть, перед нами яркий пример того, зачем вообще нужны школьные постановки, в чем их именно образовательный смысл (помимо всех прочих смыслов – эстетических, психологических, физиологических и т.д.). Смысл в том, что, глубоко погрузившись в текст, а также и в эпоху, и в личность автора, но в первую очередь в текст, понять (самим понять!) о чем он. Тут важно именно самостоятельное понимание, приходящее в процессе кропотливой работы с текстом, примерке его на себя в прямом смысле, а не просто слова учителя на уроке. Это как в решении математических задач важен именно процесс поиска решения, а не ответ, и как на физкультуре важно именно пробежать расстояние от старта до финиша, а не просто как-то оказаться в точке с названием «финиш». 

Мне понравилось то, как в спектакле одновременно присутствовала и отсутствовала эпоха. Эпохи было ровно столько, насколько нужно было выдержать стиль – в одежде ли, в декорациях ли, в речевых оборотах ли, чтобы не уйти в эклектику, но при этом эпоха не давила. Ведь, кажется, что проще – нацепи везде по сцене портреты исторических личностей, да плакаты-агитки на кумачах, да повяжи всем галстуки – вот тебе и 1920е-1930е годы в СССР. А тут – нет. Да, пионерский галстук один был, но не как маркер эпохи, а как маркер возраста героя. Благодаря отсутствию давления эпохи спектакль, как, собственно, и сам Хармс, получился вне исторического контекста, на все времена. 

А дальше дело было так – Даниил Хармс когда-то написал веселые абсурдные рассказы, десятиклассники нашей школы их один за другим разыгрывали на сцене, а мы, зрители, смотрели. Нелепость всегда веселит человека. Две нелепости веселят еще больше. Три – еще чуть больше. Пять. Семь. Десять. С каждой следующей все меньше и меньше. И вдруг, с какого-то момента – обвал. Нелепость нагромождается на нелепость, но это уже никого не веселит. Да, ты не заметил самой точки «фазового перехода», но в какой-то момент, озираясь вокруг, видишь – никто давно не смеется, хотя на сцене вроде бы все то же. В любое замкнутое пространство можно поместить лишь конечное число геометрических фигур данной формы – есть такая отдельная математическая задача, сколько именно, но, и не решая ее, понятно – число этих фигур конечное. Так и 10г постепенно заполнил все пространство Большого актового зала 1543 хармсовскими нелепостями, теми геометрическими фигурами из классики русского авангарда, что служили основой их декораций. Заполнил так, что уже кажется – ни вдохнуть, ни выдохнуть – как полностью надутый воздушный шарик, когда еще один выдох – и за ним неизбежен громкий хлопок, означающий конец всего это фантасмагорического мира. 

* * *
Из дома вышел человек
С дубинкой и мешком
И в дальний путь,
И в дальний путь
Отправился пешком.

Он шел все прямо и вперед
И все вперед глядел.
Не спал, не пил,
Не пил, не спал,
Не спал, не пил, не ел.

И вот однажды на заре
Вошел он в темный лес.
И с той поры,
И с той поры,
И с той поры исчез.

Но если как-нибудь его
Случится встретить вам,
Тогда скорей,
Тогда скорей,
Скорей скажите нам.

Даниил Хармс, 1937 год

В конце было по-настоящему страшно. Но главное потрясение в том, что достигнуто это было только текстом, только самими рассказами Хармса! Со сцены не звучала страшная тревожная музыка, не полз дым, не выключался свет, на сцене не изображали человеческих страстей и горя – только смешные рассказики и все! Нам никто не объяснял историческую канву и биографию писателя, ни слова не было сказано о репрессиях кружка «обериутов», никто не показывал фотографий усатой морды и не произносил речи с кавказским акцентом, никто даже не упомянул года написания финального стихотворения – это все страшно дешевые, лобовые приемы - «а вот о чем этот рассказ», «а вот о чем эта песенка, если вы сами вдруг не поняли – посмотрите нашу презентацию». И большое спасибо Н.А.Михайловской, что она удержалась от этого (а ведь наверняка хотелось), спасибо, что показала ужас эпохи, не называя ее, показала самими текстами, созданными в ту эпоху. И этим достигла вневременности и универсальности. Это как в математике задача неизбежно приходит к внутреннему противоречию, если начать решать ее «от противного», или, как писали математики древности – Ad Absurdum. Такой мир, где бы и когда бы он не возникал, неизбежно распадается на диалоги, на слова, на слоги, на молекулы и атомы, развоплощается.  

 

Сергей Павловский
28 апреля 2016го

  

 

 

 

ТЕКСТЫ СЕРГЕЯ ПАВЛОВСКОГО о 1543

САЙТ ГИМНАЗИИ 1543