Ангелы беспечны
Так ничего и не купив, мы с моим безличным приятелем налегке выходили из “Карштадта”. Угодливо развернулись створки стеклянных дверей, неясно отражающих небо. Задержала взгляд торговка у выхода, в надежде сбыть еще второсортного товара. Но, увы, я ничем не мог и не хотел ее радовать: я не люблю детективов, русских тем более. Ласково манили красочно-глянцевые обложки, скрывая убогое серо-газетное нутро. Дородно охали неприметные ценники позади, теснилась пресса в вертикальной подставке. С притворным интересом я покрутил в руках открытку, с чем бы мне себя поздравить? В графе последние достижения – пустота, красивый и талантливый беспризорник, точь-в-точь дитя улицы. Что я мог ожидать от подступавшего момента? Что бы выглядело с его стороны случайным подарком, неоценимой возможностью познания эфирной субстанции счастья? По своей натуре, я не покупаю лотерейных билетиков, не шлю писем знаменитостям, не радуюсь дорогим подаркам. Что-то внутри меня закостенело, я редко смеюсь. С отпущенными волосами, после сна я похож на Дракулу, не правда ли? Вот вырастет борода – стану алкашом, не оттого, что не могу прожить и дня без стопочки, а оттого, что мне наплевать на мое окружение, все равно, как поведут себя окружающие. Пускай ужасаются, ради этого я готов упасть на дно (не подумайте, что я всерьез употребляю этот советский атавизм). Готов играть роль порочного, испорченного человека, разболтанного и пугающего своим безразличием к будущему. Впереди мрак, еще более густой, чем ныне. Окончательно пасть мне не дает наша отрезвляющая действительность, наше благоразумное общество, которому абсолютно не интересно, почему этот “безобразный субъект” ведет себя не совсем традиционным образом. Волосы, непокорно ежатся под ветром, вот досада, да и жарко. Постричься не помешает, да и совсем налысо надо. Хватит крутиться в этом аду на земле, еще успеется. Держим шаг ровнее, не шаркай, вашу мать, по швам пошли, впрочем, три года – немало. Однообразен полуденный горизонт, слева направо проходит шумное шоссе, через него ошарашено таращится салатовая многоэтажная автостоянка. Счастливый папаша с деловитым сынком пытаются упихать нечто в картонной коробке в багажник семейного фаэтона. Энергичнее работайте, ногами его туды. Радостно хлопают в ладоши, захлопывают с резиновым стуком. А где же ваша, пардон, супруга и мать? Ах, вот и она, а ничего, да! Только, что ж ты себе такого недалекого муженька подыскала? Всегда так бывает, и ничего уже не поменяешь, не вернешь. Прискорбно всегда созерцать это зрелище семейного кладбища. Кто остается после этого? Как эта – тухлая рыбина, с вымученной улыбкой. Собрался я было уже отчалить, да тут чуть не свалился от неожиданности. Столбик землистой ртути манометра волнений взлетает до небес. Сидит на перилах, как ни в чем не бывало, та маленькая красавица. Я так и опешил, но не мог же я, в самом деле, подойти и сказать: «Здравствуй, дорогуша, я тебя так долго не видел, что, право, соскучился, несмотря на то, что никогда не был с тобой знаком, а только шпионом наблюдал издали». На ней была ослепительно белая куртка; русые, слегка завитые волосы частично закрывали надменное лицо. Скорее безразличное, погруженное во внутренние бури. Лицо ее стало чуть полнее, чем ее же, но в день последней встречи. Помню, на лавках сидели я да она, попыталась у проходящего щенка стрельнуть десяточку, придурок отказал, и тогда я готов был отдать последний червонец из дырявого кошелька. О, нет, что вы, разумеется, у меня и в мыслях этого не было, просто, чтобы был повод заговорить. После этого я записал какую-то гадость у себя в дневнике, подлец. Чтобы проверить, насколько можно очернить и исказить самый прелестный, невинный образ своего сознания. На бриллиантовой вязи замерзшего окна росчерком бесовского пера. Я принудительной спазмой повернул шею и уткнул взор в болото серого асфальта. Я осведомлен, это выглядит очень странно, я напоминаю сумасшедшего, но поверьте, только потому, что я стараюсь изображать нормальное состояние духа, когда я восторжен и растроган, но это бывает столь редко, что я не привык подавлять признаки несуществующего состояния. Я глянул украдкой на нее второй раз, не глядя вперед, заскользил по лестнице, над землей и дальше, пытаясь побороть ужасное чувство горечи в горле.