На перекрестке судеб

 

 

Я торопился, мне не хотелось опаздывать, в его голосе чувствовалась тревога, когда он позвонил и сказал: «Нам необходимо встретиться, будь у Русского музея ровно в три». Появление его было весьма традиционным: неожиданно незнакомый человек оборачивался, говоря его голосом и постепенно приобретая его лицо, шарм, сухощавое французское обаяние, мечтательный взгляд заговорщика. На этот раз Он, говоря, глядел поверх меня. Одет Он был во все черное, небритые щеки и подбородок выдавали усталость и бесконечные ночные размышления. Чтобы не казаться из-за своего гигантского роста моим покровителем и наставником, хотя так, на самом деле, и было, Он облокотился на фонарный столб. Я решил начать первым:

- В чем дело? Что-то случилось?

- Да. Плохи наши дела.

- Что, все так серьезно? Ничего нельзя исправить?

- Как ты заставишь забыть человека то, что он знает?

- Не понимаю, зачем что-то забывать? Ты все это прошел и теперь наш вождь, почему нельзя и им?

- Я не говорю, что нельзя, но надо, чтобы они понимали, почему это омерзительно и недопустимо, а понять это нельзя, это можно только почувствовать, как почувствовал когда-то я. Только находясь на верном пути, ты можешь с уверенностью сказать, что окружающее тебя – дебри и если ты ступишь в сторону, то заблудишься. Подумай, ты же не дурачок: какая разница как ты начнешь этот путь? Большинство идет одним путем, они думают, что это свобода, это стадо просто не знает другого пути. Я же просто предлагаю обходной путь, даю возможность взглянуть на все это со стороны. Но вначале нужен проводник, иначе ты просто пойдешь по иной тропе. В чем ты упрекаешь меня, если твои друзья, только попав в руки надежного проводника, стремятся вырваться из-под его опеки, чтобы набрать ягод. В конце-то концов, я чувствую определенную ответственность за их судьбу.

- Не заговаривайся, ты не проповедник, а мы не овцы. Знаешь, как приятен аромат свободы, как щекочет ноздри запах ее близости, как он манит, как увлекает. Как велик соблазн преступить и узнать что-то неизведанное. Это как полететь, как научиться дышать под водой. Весь мир твой, а ты частичка неразрывной, неделимой плоти мира. Ты со всеми, каждый тебе брат, все так просто, так безмятежно.

- Опомнись, ты спятил, предатель, обманщик, сколько времени ты сидел под моим крылом, и, как я узнаю, совращаешь всех вокруг. Все узнают, все продаются и отступают, братство разваливается на глазах. Самые верные из преданнейших обвиняют меня в утайке всей правды, в тирании, в подчинении своей воле, но всего лишь хотел оградить их оттого, что прошел сам. Они не знают, как страшно отрекаться, как убивает осознание собственных ошибок. И во всем виноват ты! Что ж, хорошая наука мне! Впредь буду более осмотрительным.

- Погоди, это не так. Вероятно, мы были обречены с самого начала. И моей вины вовсе нет в том, что все хотят изведать запретного.

- Ну-ну, пожалуй, и ты продался, с тобой тоже покончено. Признавайся, что это было?

- Какая разница, я с самого начала избрал отличный путь. Я хотел держаться тебя, но, проверяя свою волю, бороться с искушениями. Плутать, поднимаясь по склону, я хотел трудностей, я хотел выстоять в борьбе. Мне были нужны препятствия, заросли, бурелом. Ведь путь святого – путь мученика, тут нет царской дороги. Я должен был испытать реальность испытания, подавить желание, находясь в непосредственной близости, с объектом вожделения, ощутить засасывающее действие трясины.

- Не знаю, не знаю. В любом случае, мне все это порядком поднадоело. Устал я. Иди своей дорогой, я верю в осмысленность твоего решения, я знаю, что будешь, действительно, свободным. А мне пора. Пора нам распрощаться.

Затем Он поднял руки, черная кожа плаща загородила мне небо. Резко опустив руки, он выпрямился стрелой и очутился на уровне кремлевских стен. Сделав прощальный круг над Красной площадью, Он стал стремительно уменьшаться и вскоре растаял в иссиня-белом небосводе. Я, опешив, глазел на небо и думал, как много можно испортить одним словом. Неожиданно ко мне подошел опрятный старичок в сером пальто и пестром индийском плаще, улыбнулся и спросил: «А не откроете секрет, с кем это вы сейчас разговаривали?» 

 

 

 


 

вернуться